Денис Шулепов - Сорока

– Тебе нет двадцати одного.

– Мне двадцать один!

– Предъяви паспорт.

– Чего?! Мне двадцать один!

– Паспорт!

Аркаша беспомощно посмотрел по сторонам, потом на тётку. Та с нескрываемым интересом рассматривала его. Как мартышку в зоопарке.

– ДА КАТИСЬ ТЫ, СУКА!!! – он со всего маху врезал по решётке, разделяющей их, и пошёл к выходу. Забулдыги синхронно шарахнулись в стороны. Тётка подпрыгнула и заорала вдогонку:

– Сам катись ты, выродок недоношенный! Щас милицию вызову!

Аркаша, не поворачиваясь, показал ей «птичку» и звезданул дверью о косяк. Снова оказался на улице. С одной лишь разницей, что когда заходил в магазинчик, то не знал, зачем. Теперь же, выйдя из оного, он знал . Неподалеку находились ещё одна, а может и две круглосуточные точки.

Аркаша сделал проще физиономию, заправил футболку в джинсы, поправил ветровку, пригладил волосы. И, прилепив улыбку, зашёл в магазин.

В этом магазине за решёткой стояла молоденькая девчонка.

– Две бутылки водки, – на сей раз заказал Аркаша.

– Что-нибудь ещё? – спросила продавщица.

– Всё, – сказал Аркаша. И тут на глаза попал лоток с сигаретами. – Нет! Ещё пачку «LM»… и спички.

…Он пролез в прореху в заборе заброшенного детсада и уселся на скамью полуразрушенной веранды. Холодало. Подул промёрзлый ветерок.

– Ничего сейчас согреюсь, – пробормотал он, откупоривая зубами бутылку. И пожалел, что не купил стаканчик.

– Если бы купил, эта девчонка что-нибудь да заподозрила.

«Надо было взять несколько стаканчиков!» – Пришла гениальная, но запоздавшая мысль.

– Обойдусь! – сказал он в полный голос и хлебанул из горла.

Горький глоток застрял посредине горла и не шёл ни туда, ни обратно. Аркаша прослезился, челюсти свело, но он проглотил. Глубоко задышал и подставил лицо ветру.

«Зачем мне это надо?»

«Ну ей же зачем-то было надо напиться».

«Но мне плохо!»

«Потерпи, скоро будет хорошо!»

«Но…»

«Ты не лошадь!»

«Но буду, как свинья».

«И что? Заткнись и пей! Веселье только началось!»

«Хм… веселье…»

Аркаша сделал новый глоток. Вроде прошёл нормально.

«Я же говорил – всё будет хорошо!»

Ещё глоток. Ещё. Четвертый вывернул внутренности наизнанку.

– Хорошо да? – просипел позеленевший Аркаша.

«Ну… я не виноват, что ты такой слабенький».

– Заткнись! – прорычал Аркаша. И голос заткнулся.

К тому времени, как содержимое уменьшилось на треть, его успело вырвать четыре раза. Удовольствия ноль, но по «шарам» дало капитально. Он непослушными руками достал пачку сигарет и долго её рассматривал. Потом медленно смял и швырнул в дальний угол веранды.

– Сволочь! Зараза… дура… паразитка… сволочь… – Аркаша обхватил голову руками, продолжая бормотать оскорбления, пока не перестал слышать сам себя. Закусив губу, замер.

Аркаша пребывал в прострации без мыслей, без идей, без каких бы то ни было желаний, без веры, надежды и любви. Сейчас казалось, что всё, ради чего он жил и радовался жизни, вдруг и враз ушло псу под хвост. В воображении мелькали картинки Ленкиной гулянки в общаге. Одна ужасней другой. И от каждой сердце сжималось сильнее в предчувствии отдаления своей мечты, которой, казалось ему, он с недавних пор достиг. В свете фонарей и нетрезвых мыслей всё казалось фатальным и бестолковым.

Тихо ворча, Аркаша стал подниматься со скамьи. Ноги уже не держат, он выкинул назад руку и оперся о стену. – Вот и застенчивым стал. – Шатаясь, подошёл к смятой пачке. Нагнулся, и его повело. По инерции сделал шаг вперёд и врезался в угол кирпичной кладки веранды.

– Уууууууууууууууу… – схватился за макушку и завалился в угол.

Немного посидев так, Аркаша убрал с макушки руку. Рука в крови. Но удар несколько протрезвил. Он опустил руку, и та упала на мятую пачку.

– А-а, ты-ы… – протянул он, и высыпал сигареты на себя. Большинство поломанные, но есть и целые. Три, пересчитал Аркаша. Две сунул за уши, а последнюю зажал в зубах. Поднялся, похлопал себя по заду, размазывая кровь по штанам, и побрёл к прорехе в заборе.

Пьяным везёт. Аркаша бродил по городу, выкрикивая в ночное безлюдье витиеватые ругательства. За всё время не встретился ни один патруль, не проехал даже в отдалении ни один «бобик» и он не нарвался на шпану. Сигарета, что в зубах, кочевала изо рта в пальцы и обратно. О том, что её нужно прикурить Аркаша забыл напрочь.

Он брёл по дороге в городской парк. Навстречу шёл какой-то приземистый мужичонка и с расстояния что-то говорил Аркаше. Аркаша нахмурился, пытаясь понять, что тот от него хочет.

– Только не кури, парень, только не кури, парень! – повторял тот одну и ту же фразу.

Они поравнялись, и мужичонка обхватил Аркашу за плечи, повторяя:

– Только не кури, парень, не кури, ладно!

Аркаша, полностью обескураженный неслыханной наглостью, смотрел на руки, державшие его. Потом посмотрел на мужичонка и врезал тому в челюсть. Мужичонка упал, но быстро подобрался и отполз на расстояние. А Аркаша стоял, вперив мутно-злой взгляд в поверженного противника. Мужичонка ладонью вытер кровь с разбитой губы и прошамкал:

– Я ж по-доброму… я ж… а ты, гад…

– Пошёл ты! – взревел Аркаша.

Мужичонка проворно вскочил на ноги и побежал, выкрикнув на прощание: «гадёныш!»

– Ах ты… – Аркаша пнул воздух, крутанулся и грохнулся спиной на асфальт. Секунды две нечем было дышать. Согнувшись пополам, он закашлялся. Очухавшись, проверил, цела ли бутылка. Рассмеялся. Потом вспомнил, что ему не до веселья. Оглядел пустую улицу, пытаясь сориентироваться куда же он приволок свою пьяную задницу. Медленно, размахивая руками в поисках опоры, Аркаша встал. И продолжил путь в парк.

Он забрёл в отдаленную часть парка, куда ведут заросшие и забытые тропки. Туда, где было их с Леной место встреч. Впервые они открыли его для себя около месяца назад, забредя случайно. И с тех пор назначали тут свидания. Романтично, хотя бы от сознания того, что у них есть своё место встреч , неведомое друзьям.

Аркаша уселся на скамейку. И раскупорил водку. Если кто-нибудь полгода назад сказал бы, что он из-за девчонки вот так себя поведёт, рассмеялся бы в лицо. Аркаша, сидя на их скамейке, уже сожалел, что ударил Лену. Простит ли она его?

«Идиот, это ещё кто из вас должен кого прощать! А?» – вернулся голос. Голос не был похож на тот, что он слышал однажды ночью. Этот голос больше походил на бесшабашного мальчишку, шкодника. – «Это кто припёрся на рогах в сопровождении каких-то нимродов, да ещё в пиджаке не по плечам, ты что ли?»

– Нет, ни я…

«Что ж ты себя коришь?»

– Не дело это – бабу бить, – Сейчас, среди ночи, в парковой глуши, он не боялся казаться шизофреником, ни в том состоянии, чтобы бояться кустов и мерзавца в башке.