Альфред Портер - Бульвар Молодых дарований

Из подворотни, озираясь по сторонам, выходит Жора с бидончиком в руке. Увидев меня, подходит и молча вручает тяжёленький эмалированный бидончик. Я осторожно продеваю в левый рог руля его проволочную держалку и качу неспеша обратно в общагу.

Сегодня, как назло, на входе сидит Костыль. Зловредный одноногий старикан. Старый чекист. Мимо него и муха не пролетит без пропуска. Нечего и лезть.

Я с улицы негромко свищу. Из нашего окна сбрасывают верёвочку, и я привязываю к ней бидон. Он медленно, рывками, уплывает вверх.

Заперев в кладовке мой велик, я обхожу вдоль забора двор общаги и с беззаботным видом поднимаюсь по ступенькам к входной двери.

Костыль, не просыпаясь, поворачивает голову на звук и приоткрывает один глаз. Седой бобрик над длинным, как у лошади, лицом…

У старикана память – фотоаппарат, он помнит нас всех в лицо. А это чуть не тысяча народу. И где только таких находят? Не спит Первый Отдел 4 4 В каждом институте, на любом заводе и в учреждении имелся такой филиал КГБ, с отставными полковниками и майорами. , не спит…

Гуляем?.. говорит сипло-недовольно Костыль и закрывает своё недрёманое око.

Назавтра, после занятий, когда вся комната в сборе, Жора с бидоном и одной из своих кастрюль идёт на кухню.

Мы сидим и предвкушаем.

Вскоре Жора возвращается с яичницей. Она в пол-кастрюли глубиной – хоть замеряй шестом.

Мы обжираемся этим королевским яством, заедая столовые ложки яичницы ломтями хлеба, реквизированного из буфета.

Я никогда в жизни ещё не видел омлета толщиной в полное собрание речей Н. С.Хрущёва на пленумах ЦК КПСС.

Вот так мы, наверное, будем жить при коммунизме?

Мы мирные люди, но наш бронепоезд

Стоял, стоить и будеть стоять…

Мы вам покажем Кузькину мать!..

(Выступление тов. Н. С.Хрущёва на Генассамблее ООН, под стук снятым с ноги туфлем по трибуне.)

Спорить не буду – речь дорогого Никиты Сергеича в том приснопамятном собрании была, понятное дело, длиннее, чем тут у меня записано по памяти, но за передачу смысла в точности ручаюсь. Даже помню, как переводчик, слегка обалдев, нашёл всё же выход из положения.

We’ll show you… мэ-э… mother of Kuz’ma!..

Чем и заставил разноцветных, разнополых и разно-одетых представителей остальных пяти шестых суши Земного шара тяжело и опасливо призадуматься о том, кто ж такая эта загадочная Кузьма, почему её маму обещают им всем показать, и чего вообще демонстрацией чьей-то мамы рассчитывает добиться барабанящий по трибуне туфлем этот тучный и лысый жлоб в дорогом, отвратительно сшитом костюме?

Для меня лично эта самая мать Кузьмы оборачивалась у нас в институте военно-морской кафедрой, на которой уходящий вот-вот в отставку по возрасту капитан первого ранга, с лицом перманентно голодающего ребёнка, изборождённым морщинами и тупым, читал нам лекции на тему «Построение полка в ситуации атомной обороны», или «Почему наш советский флот лучше ихнего американского».

С атомной обороной всё было понятно и без лекций. Армянское Радио давно уже объяснило, что в такой ситуации следует делать: завернуться в белую простыню и медленно ползти в сторону кладбища.

По лицу каперанга, однако, было сходу понятно, что Армянское Радио, и вообще всякое радио, кроме чёрной тарелки Совинформбюро, или как оно там сегодня у нас именуется, он не слушает. И читает только уставы: строевой, гальюнной и камбузной службы.

То ли дело наш общий любимец, декан нашего курса Иван Степаныч!

Орёл!..

Или этот, как его… альбатрос!

Загорелый, моложавый, подтянутый, в своём чёрном морском мундире с золотыми нашивками и погонами капитана второго ранга, Степаныч нам почти как отец. Все девки влюблены в его усики и карие, строго-добрые глаза…

Сегодня, однако, со входа на военно-морскую кафедру содрана вывеска. Остался светлый четырёхугольник на грязновато-жёлтой стене.

Чуднó!..

На аллее перед входом в ректорат я на бегу чуть не сбиваю с ног какого-то странного типа в куцем пальтеце на пяток номеров меньше, чем надо по размеру, и в мятой засаленной шляпе. Тип застенчиво улыбается, берёт машинально под козырёк заученным чётким движением – и тут же гадливо отбрасывает ладонь от своей штатской шляпы.

Я пробегаю мимо и остолбеневаю.

Да это ж Иван Степаныч!..

Валька Дугин выныривает из дверей ректората

Видал, Алька, что сегодня творится?..

Маленькие серые глазки горят кошачьим огнём из-под волокнистого облака шевелюры.

Неужто у нас закрывают военку?.. говорю в полном недоумении я… Нихрена себе оттепель!.. Половодье какое-то…

Ага!.. Жди!.. отвечает сердито Валька и для убедительности подносит мне к самому носу сложенный в кукиш кулак.

Американская делегация приехала с дружеским визитом, теперь понял?..

И сбавив до полу-шёпота голос, Валька вытаскивает из кукиша указательный палец и тычет себе в висок.

Степаныча видел в этом сраном лапсердаке?.. говорит он мне чуть не в ухо… Интересно, с кого он его содрал, вместе со шляпой? Им же всем генерал велел сегодня, чтоб ни одной кокарды нигде не блеснуло! А сам заперся в кабинете, чтоб никто его без лампасов не увидел. И вывеску содрали с военки – вдруг там кто из америкашек по-русски читать умеет…

Понятно… говорю разочарованно я… Значит, завтра опять всё как было…

Валька долго смотрит своими глубоко сидящими глазками мне в лицо.

Ты что, вообще дурак?.. говорит, наконец, разочарованно он… Совсем не соображаешь, где живёшь?..

В газетах, всех сразу растолстевших с обычных четырёх до целых двенадцати страниц, очередная речуга нашего дорогого Никитки на очередном заседалище.

Не понимаю.

То-есть, ясно, что написать это собрание сочинений – дело несложное. У них там в Москве, на Старой площади, писарей больше, чем на картине у Репина. Той, где казаки пишут турецкую грамоту султану, прямо в гарем.

Но какое же надо иметь железное большевицкое здоровье, чтобы суметь эту всю дрисню прочитать, от и до, с трибуны на пленуме?!.

С ума сойти.

А чтобы всё это выслушать с умным видом и не уснуть? Там же вот: речь тов. Н. С.Хрущёва неоднократно прерывалась аплодисментами. Значит, и тут Армянское Радио право. Враг не дремлет!..

Интересно!

Но что-то не видно, чтобы стенды этих «Правд», «Известий», «Трудов» и прочих печатных шавок помельче осаждали заинтригованные толпы трудящихся.

Партия торжественно обещает – ещё нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. И точная дата. Всего через двадцать лет.

А чего?.. думаю я злорадно. Вон Ходжа Насреддин торжественно гарантировал хану, что через десять лет его любимый осёл сможет читать газеты. Или что там у них в Бухаре полагалось читать?