Николь Галанина - Неудержимые демоны, или История женской войны. Книга третья

Кларк даже смутился. Ничем не ответив на слова жены, он стремительно зашагал из одного конца зала в другой, опасаясь поднять взгляд. В это самое время Фолди истово благодарил Королеву про себя: если бы не её своевременное заступничество, ему едва удалось бы отвертеться от эшафота. Убедившись, что никто больше не попытается посягнуть на жизнь единственного оставшегося её любимца, Влеона тяжело вздохнула и вернулась на трон, откуда стала стеклянными глазами наблюдать за нервными метаниями Кларка.

– Значит, – заговорил он снова, но уже тише, – значит, что Виллимони нас предал… иного выхода быть не может… Завтра же я собираю Великий Совет, и вот уж там большинство голосов определит, что эта чёртова война начнётся, и на этот раз я раскатаю Кеблоно по камушку!

– Ваше Величество! – вскрикнул Фолди, но Кларк наградил его таким бешеным взглядом, что он предпочёл больше не подвергать себя опасности быть укороченным на голову.

– Завтра Вы, Ваше Высокопревосходительство, соберёте Великий Совет, соберёте ещё до рассвета! Пусть никто не смеет спать в такой страшный день!

* * *

Королевство Авалория (истинно – Империя), Центральные Провинции, Кеблоно.

18 Сатарра 3041 года по летоисчислению Авалории.

В эту туманную ночь не было спокойных мест в городе Кеблоно. Волглое, состоящее из обрывков белых завитков, цепляющихся за ноги и обдающих их могильным холодом, одеяло ползло по каждой улице, заглядывало в каждый тупик и на каждую площадь. Шёл мелкий быстрый дождь, потушивший большинство факелов, отчего город сделался ещё сумрачнее, он стал напоминать зловещий призрак, выглядывающий из стены. Торговцы и бездомные забрались под защиту палаток и навесов над прилавками, всё затихло; казалось, что мир умер. Даже самая шумная из площадей почти умолкла: в те ночи, когда мрак окутывал кварталы, луна и звезды почти скрывались за свинцовой завесой, никому не хотелось покидать своего надёжного пристанища.

Оборотень Мили, наоборот, бодрствовала. Свернувшись клубком на пороге одной из обветшалых палаток, хозяева которой перебрались к своим соседям, она настороженно смотрела в темноту, и глаза её светились фосфорическим огнём. Дунул прохладный ветер; её спутанные волосы зашевелились, и одна из тяжёлых гордых туч медленно и неохотно поползла с небосклона. Луна открылась, её жемчужный блеск осветил окрестности. Мили подняла усталую голову вверх. Луна, круглая, похожая на серебристый диск, величаво плыла, раздвигая жалкие чёрные обрывки облаков. И эта картина что-то воскресила в спутанном сознании несчастной наблюдательницы; она вытянула тонкую грязную шею вперёд по-волчьи, широко раскрыла рот и громко, заунывно завыла. Слыша этот вой, все создания, к каким расам они ни принадлежали бы, чувствовали, как замирают их сердца.

* * *

Дорап Гевала задвинул занавески резким движением в ту же секунду, как услышал вой оборотня. В Восточной части Империи, откуда наместник был родом, это считалось крайне плохой приметой. А он и без таинственных потусторонних предупреждений вынес немало ужасов и не хотел, чтобы те повторялись.

Дорап повелительно щёлкнул пальцами, из-за портьеры позади мгновенно выступил его горбатый слуга и склонился в угодливом поклоне.

– Ваша Светлость? – спросил он хриплым после влажной простуды голосом.

– Гроб готов? – тихо спросил Дорап тонким, ломающимся, как у юноши, голоском.

– Да, Ваша Светлость, – слуга склонился ещё ниже.

– Значит, завтра?

– Завтра, Ваша Светлость.

– Бедный Сиар, – пробормотал Дорап, отворачиваясь к окну и начиная обмерять шагами свои просторные покои, полные бархата, шёлка, золота и вообще всего того кичливого и броского, что одержимые тщеславием выставляют даже у себя в спальне, дабы не уронить себя в собственных глазах. – Такая смерть… – Дорап судорожно вздохнул и замер. Ему показалось, его спину обдало холодом. – Я… не могу… не могу быть там.

– Ваша Светлость, Вы обязаны, – напомнил слуга, чей нос уже почти касался пола. – Господин Сиар был Вашим племянником.

– Да знаю я, Фебад! Душу не трави! – вскрикнул наместник и хлопнулся в глубокое кресло, задрапированное тёмно-бордовой тканью. Снова отвернувшись от слуги, как будто тот не был достоин его внимания, Дорап принялся чесать свой подбородок, уже покрывшийся слоем приличной щетины, с таким ожесточением, как будто собирался содрать с него кожу.

В последние дни у наместника не было ни времени, ни настроения для ухода за собой. Гибель Кеблонского Трибунала и наиболее преданных сторонников полицейского режима в огне, ранение и скоропостижная кончина Сиара окончательно подкосили Дорапа. Он понимал, что больше у него нет сил терпеть. Он был готов отказаться от своего поста в пользу любого, кто захочет его принять, хоть бы даже это был какой-нибудь бешеный демон.

– Фебад… – простонал Дорап, потирая руки, – ну и что мне делать теперь? а?

– Ваша Светлость… – тихо проронил слуга и снова отступил в тень – ответа на этот вопрос он не знал.

Наместник выбрался из кресла, подступил к своему письменному столу и, вынув перо из полупустой чернильницы, поставил последнюю жирную точку в своём длинном письме к Фолди, которое он писал в течение всего того времени, что Сиар умирал в горячке, но никак не мог решительно окончить. Сегодня же он почувствовал, что момент настал. Фолди обязан был, по его мнению, проникнуться к его страданием сочувствием… если у Фолди вообще имелось что-то, похожее на сердце. Дорап давно знал этого человека, видел его ещё зелёным шестнадцатилетним юношей, разносящим королевскую почту, но никогда не думал, что из него может вырасти большой человек государственного ума. Он совсем не понимал Фолди – однако знал, что давить на его жалость бесполезно, ибо он никого не жалеет. И всё равно надеялся.

Итак, Дорап поставил точку и протянул плотно запечатанный конверт в руки своему слуге.

– Отнеси на почту, – сказал он, – пошли с самым быстрым гонцом в Империю, лично в руки Его Высокопревосходительства Фолди. Я не могу уже терпеть…

Опять низко, едва не коснувшись носом земли, поклонился Фебад. Не сказав ни слова в ответ, он только почтительно вынул из сделавшихся твёрдыми и холодными, словно льдинки, пальцев Дорапа послание, попятился мелкими семенящими шажками, затем опасливо прокрутился вокруг своей оси и уплыл в тёмный проход двери, зияющий, будто пасть очередного пугающего создания из кошмарных снов, которые преследовали Дорапа с тех самых пор, как он впервые столкнулся на своём пути с Союзом Справедливости. А ещё этот проход напоминал спуск в длинные, неизведанные подземные тоннели загробного царства.

Дорап снова вернулся к окну и, боязливо отодвинув штору чуть в сторонку, пристальными, красными от продолжительной бессонницы глазами вгляделся в пустынные улицы Кеблоно. Тройная цепь патруля, караулившая дворец самоуправления сутками напролёт, раздвинулась, пропуская во внутренний дворик какого-то человека, укутанного в плащ. Луна посеребрила его фигуру, и Дорап совершенно отчётливо увидел на его боку шпагу в чехле.