Роберт Баллантайн - Мир льдов. Коралловый остров

Таков был «Дельфин» и его экипаж. Бойко несся корабль по волнам широкого Атлантического океана, не встречая ничего замечательного на своем пути, пока не приблизился к гренландскому берегу.

В одно прекрасное утро, когда только заканчивался завтрак, корабль слегка покачнулся, как будто об него что-то ударилось.

– А! – воскликнул капитан Гай, допивая свою чашку шоколада. – Удары начались.

– Перед носом лед, сэр! – сказал старший лейтенант, смотря в люк.

– Много? – спросил капитан, приподнявшись с места и снимая маленький телескоп с крючка, на котором он всегда висел.

– Не очень, сэр; только один поток; но вон там прямо перед нами блестит лед на всем протяжении горизонта.

– В какой стороне, мистер Болтон?

– Норд-норд-вест, сэр.

Еще не был кончен этот короткий разговор, как Фред Эллис и Том Синглтон вышли из каюты к остальной компании и встали на палубе, смотря вперед с величайшим любопытством. Оба они начитались рассказов о полярных морях и их природе; оба были хорошо знакомы, по крайней мере по названию, с плавучими ледяными полями, горами и холмами, но в действительности они еще ничего подобного не видели. Это впечатление глубоко врезалось в их молодую память, со всем, что было в нем романического и дикого, гиперборейского и полярного, блестящего и сверкающего, и светлого, и белого, в полном смысле слова – белого. Видеть на самом деле льдины, плывущие по соленому морю, было замечательнейшим событием в их жизни; наверное, впечатления первого дня среди льдов оставят после себя живые, глубокие следы, которые не изгладятся долго после того, как картины более поразительной природы исчезнут из их памяти.

Сначала вид, который представился их горящим от нетерпения глазам, не мог особенно удивить их. Попадались только изредка небольшие массы льда, плавающего в беспорядке в различных направлениях. Ветер дул непрерывный, но легкий, и казалось, что он совсем перестанет дуть. Но вот постепенно «блеск», замеченный прежде на горизонте (так как легкий газ всегда бывает приметен надо льдом этой так называемой покрытой снегом землей), превратился в длинную белую ледяную цепь, которая, казалось, все более и более росла по мере того, как корабль приближался к ней, и часа через два они очутились посреди груд, к счастью, разделенных между собой настолько, что корабль мог пройти по находящемуся между ними каналу чистой от льдин воды. Вслед за тем с безоблачного неба заблистало солнце во всем его величии, ветер успокоился, и на океане воцарилась мертвая тишина.

– Пойдем на фор-марс, – сказал Фред, хватая своего друга за руку и быстро направляясь к ванту.

Через несколько секунд они уже сидели рядом на маленькой платформе у вершины фок-мачты, в том самом месте, где он соединяется с фор-стеньгой, и с этого возвышения они молча упивались волшебной красотой лежащей перед ними картины.

Те, кто никогда не стоял на вершине корабельной мачты, на море, среди мертвой тишины, не могут понять того ужасного чувства одиночества, которое наполняет сердце человека, находящегося в таком положении. На суше не бывает ничего подобного. Стоять на самой верхушке башни и смотреть вниз на суетящуюся толпу – это не то, потому что здесь и звуки не те и видишь признаки жизни на обширном пространстве, так как крики долетают издали так же точно, как и снизу. А с вершины мачты вы только под собой слышите изредка звуки, а далее глубокая тишина; вы видите только маленькую, овальной формы площадку – вот и весь ваш «мир», за ним один безмолвный, пустынный океан. На палубе вы не можете испытывать подобного чувства, потому что здесь над вами возвышаются паруса и реи, и перед вашими глазами мачты, шлюпки и снасти… Но если вы смотрите с высоты мачты, вы стоите, так сказать, в стороне и видите, как бесконечно мала и как ничтожна «вещь», которой вы вверили свою жизнь.

Сцена, на которую смотрели с вершины корабельной мачты наши друзья, на этот раз была поразительно прекрасна. Все огромное пространство, которое только в состоянии был обозреть глаз, покрыто было островами и ледяными полями всех форм, какие только воображение может себе представить. Одни возвышались над водой в виде небольших пиков и башен, другие имели форму арок и куполов, иные представлялись разломанными и походили на развалины старых пограничных крепостей, между тем как некоторые были ровны и гладки и представлялись как бы полями, покрытыми белым мрамором. А тишь была такая, что океан, по которому они плыли, походил на полированную стальную плоскость, на которой играло солнце во всем своем ослепительном блеске. Вершины маленьких островов были чистого белого цвета, а бока тех, которые были выше, – нежно-голубые, что придавало картине особенный блеск, делавший ее совершенно волшебной.

– Это далеко превосходит все, что я когда-нибудь представлял себе, – воскликнул Синглтон после долгого молчания. – Теперь я понимаю, отчего писатели говорят о некоторых картинах, что их невозможно описать. Не правда ли, что это похоже на сон, Фред?

– Так, – отвечал Фред серьезно, – я старался перенести себя воображением в другой мир, и я почти преуспел в этом. Когда я долго и напряженно смотрю на лед, то я почти готов думать, что передо мной улицы, дворцы и соборы. Я никогда не испытывал такого сильного желания иметь крылья: тогда я мог бы перелетать с одного острова на другой и осматривать со всех сторон и эти голубые пещеры, и эти блестящие башни.

– Это, правда, увлекательная фантазия, и нельзя сказать, чтобы неестественная, Фред.

Между тем как они сидели, наслаждаясь таким образом северной картиной, поднялся ветер и всколебал поверхность моря, и «Дельфин», который стоял до сих пор неподвижно в одном из бесчисленных каналов, медленно стал пробираться между ледяными островами. Ветер между тем усиливался, и становилось невозможным избежать столкновений с плавающими массами; но корабль хорошо был вооружен для борьбы с ними, и хотя он и пошатнулся под ударами и подался раза два назад, но потом опять двинулся вперед и храбро пошел через ледяные груды. Через час или два они еще раз очутились в сравнительно открытой воде.

Вдруг раздался крик из «вороньего гнезда»:

– Кит!

В одно мгновение все на корабле засуетились, как будто получили электрический удар.

– Где? – закричал капитан.

– В подветренной стороне, сэр, – продолжал тот же голос.

Скоро тишина и спокойствие на корабле сменились состоянием чрезвычайной оживленности и некоторого замешательства. Вид кита, как греческий огонь, подействовал на расположение всех находившихся на корабле.

– Вот он, кит, – повторил человек с мачтового топа.

– Мы, кажется, прямо на него плывем? – спросил капитан.