Люсьен Биар - Царь степей. Aspergillum Lуdiаnum (сборник)

– Так ты не умеешь удержаться на лошади? – с сильным изумлением спросил индеец.

– Сознаюсь в этом, нисколько не стыдясь, – отвечал матрос. – Да я и раньше тебе уже говорил, что рожден на воде и для воды, и эту жидкость признаю своей естественной и родной стихией.

Летающая Рыба громко рассмеялся и затем, подумав немного, подозвал одного из всадников, которому отдал какое-то приказание, и сказал Матюрену:

– Будь спокоен, будет сделано как следует.

Моментально спина лошади была освобождена от множества имевшихся на ней вьюков, и на их место четыре индейца усадили Матюрена, привязав его к поясу сидевшего на коне всадника, который тотчас пустил свою лошадь вскачь. Между тем носилки, прикрепленные к паре белых лошадей, в сопровождении Валентины и Бильбоке уже быстро двигались вперед вдоль долины. Сильно были изумлены и встревожены Рауль и Валентина, а еще более Бильбоке, когда увидели мчавшегося мимо них индейца, за спиной которого сидел Матюрен, для большей безопасности крепко обхвативший всадника обеими руками. Бильбоке в первую минуту хотел следовать за своим крестным, но тотчас опомнился, так как его долг был оставаться около капитана и его жены. Туча пыли поднялась над равниной, и место лагеря, такое оживленное со вчерашнего дня, стало снова пустынным и заброшенным.

Мицтеки, скакавшие во главе отряда, мчались как ветер, очевидно соперничая быстротой коней. Они ехали лесом к горам, повернувшись спиною к морю. Когда замечали, что далеко оставили за собою весь остальной отряд, ехали шагом, пока не настигала их отстающая часть отряда. Тогда снова мчалось впереди несколько всадников, вероятно, для разведки местности. Всадники, везшие носилки, продвигались умеренной рысью и замечательно ловко попадали в такт, так что покачивания были весьма незначительны, если сколько-нибудь почва оказывалась гладкой и не ухабистой. В арьергарде отряда человек двадцать индейцев окружили табун лошадей, часть из которых несли на себе легкие ящики, покрытые сухими кожами. Но большая часть коней ничем не была нагружена. Это были запасные лошади, на случай, если под всадником конь сломит ногу или что иное, тогда всадник мог выбрать себе любого коня, а бедное раненое животное покидалось на месте. В первые минуты оно силилось подняться и последовать за другими, но потом падало на землю, обессиленное, и, грустными глазами глядя на окружающих, испускало крик отчаяния.

Жара становилась невыносимой, и казалось изумительным, что эти дикари подвергались с обнаженными головами палящим лучам солнца. Но дело в том, что Провидение, все предусматривающее, снабдило их такой обильной растительностью на голове, которая благодаря, кроме того, особому способу уборки волос, предохраняла их от вредного воздействия солнца.

Около трех часов пополудни доехали до большого леса и расположились на отдых в лагере, уже приготовленном вырвавшимися вперед разведчиками. Лошадей повели под тень деревьев около небольшого озерка и по прошествии некоторого времени, напоив их, снова отвели на поляну, где, спутав ноги, предоставили свободу пастись, где угодно. Палатка была поставлена в несколько минут, и Бильбоке бросился разыскивать своего крестного. Но едва он прошел несколько шагов, как увидел, что Матюрен, прихрамывая, вышел из лесу, направляясь к палатке. Подойдя к крестнику, он спросил его:

– Все ли цело; все ли на месте в моем теле?

– Все цело, крестный, никакой поломки не заметно!

– Так вот, паренек, что я скажу тебе; это делает большую честь плотнику, построившему мое кренгование.

– Разве вы упали?

– Нет, здоровенный детина, к которому я пришвартовался, был точно привинчен к своему седлу. Что касается меня, так крепко сидя на корме, я не прижимался к мачте, меня валяло с штирборта на бакборт, и я подскакивал, точно карась на сковородке. Но зато я многое узнал в течение этой «навигации». Знаешь ли ты, куда мы направляемся?

– Присоединиться к этому предводителю, которого зовут Тейтли, взявшему нас, по-видимому, под свое покровительство.

– Ошибаешься, Бильбоке! Мы отправляемся на войну.

– На войну? Разве это вам сказал всадник, на крупе лошади которого вы сидели?

– Нет! Как и все ему подобные, он говорит только носом и выражается на таком жаргоне, что ровно ничего не разберешь. Нет! Сам господин Летающая Рыба сказал мне это. Вот уже могу сказать, что хоть дикарь, но этот человек весьма благовоспитанный. Каждый раз, как ему возможно было, он подъезжал к моему вознице и справлялся о моем здоровье. Не говоря уже о том, что этот милый человек не украшает свою голову отвратительным шнуром с узлами, о котором я уже тебе сообщал. Так вот, говорю же тебе, что сам Летающая Рыба ткнул меня носом в тот курс, которого мы держимся. Все эти воины, как они себя величают, отправляются к одной деревне, землю которой захватили белые, и ранее чем через неделю в этих окрестностях окажется немало разбитых черепов.

– Да и для нас, крестный, быть может, представится возможность вырваться на свободу.

– Я тоже такого мнения, и потому хочу об этой истории сказать два слова капитану.

Важное известие, доставленное Матюреном, было обсуждаемо в палатке целый день и даже часть вечера, когда уже давно спали все индейские воины.

Оно укрепило Валентину и восстановило бодрость духа ее мужа. Молодой капитан уже совсем оправился и мог твердо ступать, вследствие чего в нем заиграл прежний огонь. Сознание близости белых вселило убеждение, что далеко не все еще погибло.

На рассвете пленники были снова разбужены тем зловещим гулом, который они с таким изумлением услышали вчера, но не могли себе объяснить, чем он производится. На этот раз Бильбоке пробежал по лагерю, чтобы убедиться в причине гула, и увидел двух индейцев, вооруженных палками, которыми они беспрестанно и сильно колотили обеими руками по бокам громадного деревянного обрубка с пустотой внутри. На концах палочки были гуттаперчевыми. Этот инструмент, повсеместно распространенный задолго до прибытия испанцев, среди всех племен Мексики и называемый тепонастле, производил эти странные звуки, часто вызывающие сотрясение воздуха на полмили расстояния.

К великому огорчению Матюрена пустились в путь тем же способом, что и вчера. Но на этот раз злополучный матрос был привязан к поясу воина, подарившего ему трубку. Зловещий шнурок, на котором обозначены были великие подвиги индейца, частенько хлестал Матюрена по лицу, вызывая в нем страстное желание задушить воина, которого он крепко обхватил руками. После трехчасовой езды достигли подошвы горы, покрытой лесом, так что нередко проезд носилок становился крайне затруднительным. Вскоре с вершины холма Валентина увидела обширную длинную равнину, под которой протекала речка, а на берегах стояло множество хижин. Слышались издали радостные возгласы жителей, восторженно приветствовавших авангард явившихся им на помощь воинов. Через четверть часа после этого потерпевшие крушение проезжали между двумя рядами мужчин, женщин и детей и сошли с коней около палатки, у входа в которую стояла Хоцитл, а рядом Черный Коршун.