Эка Парф - Узник Петропавловки и четыре ветра Петербурга

– Ай, – отмахнулся Николя и уставился в окно.

– Да знаю я, ты не хотел возвращаться. Подрастёшь – сможешь уехать туда насовсем. Просто не сейчас.

– А когда? – раздражённо спросил сын.

– Я же сказала: когда подрастёшь, – спокойно отвечала Ирина Фёдоровна.

Машина свернула и они проехали перед замком. В окне во всём великолепии появился Пётр I. Этой ночью его фигуру освещала подсветка, что происходит далеко не всегда. В какой-то момент она отключилась и объёмная фигура всадника на постаменте обернулась тёмным силуэтом.

«Светает» – подумал Николя.

Город, со всеми его дворцами, музеями, парками, даже Смольный – всё погрузилось во тьму. Мальчик хотел было отвернуться, как внимание его привлёк не абы кто, а сам Пётр.

То ли бронзовая, то ли медная, фигура всадника, одобренная в своё время самим Петром I, шевельнулась. Не поверивший глазам своим, Николя протёр уголки глаз и прильнул к оконному стеклу.

– Мам, – прошептал он.

– М?

Ни то бронзовое, ни то медное изваяние дёрнуло рукой.

– Ты это видишь?

– Вижу что? – она обернулась к сыну. – Да вижу. Сотню раз уже видела.

Николя обернулся к матери с горящими глазами.

– Он шевельнулся! – выпалил мальчик.

– Три часа ночи.

– Говорю тебе, он шевельнулся!

– Три. Часа. Ночи. – напомнила Ирина Фёдоровна.

– Да я сам видел!

– Весь в отца. Такой же приколист, – кивнула женщина.

– Но… Ай! – Николя отвернулся от матери и проводил то ли медное, то ли бронзовое изваяние взглядом.

– Не думала, что скажу тебе это снова, но, очень тебя прошу, – спи!

Он смотрел в окно до тех пор, пока памятник не скрылся из виду. Николя схватился за голову. Тот ночной кошмар так и не выветрился из его головы. Час назад он был уверен – это был просто плохой сон. Никого в его комнате не было и не могло быть. Ему просто приснился кошмар – со всеми бывает. Теперь, увидев как памятник Петру I почти сошёл со своего коня, дабы прогуляться по залам близлежайшего замка, Николя начал верить, будто ночное происшествие – не кошмар вовсе.

– Тогда что? – вслух спросил сам себя он.

– Ты что-то сказал?

– Нет, – рассеянно ответил юноша.

Николя откинулся на спинку кожаного автомобильного сиденья и моментально уснул.

Три двери автомобиля одновременно захлопнулись. Николя пересел на заднее сиденье. Ирина Фёдоровна уселась на пассажирском сидении, водительское место занял Георгий Александрович.

– Может, всё-таки я поведу? Ты поспишь?

– Хорошая шутка. Пока ты за рулём, поспать мне точно не удастся.

Георгий Александрович отрегулировал сиденье, зеркала, руль и они уехали с парковки аэропорта.

Крупный и высокий отец семейства совсем переиначил обстановку в салоне. Слева от Николя теперь вовсе не осталось места. Всё пространство занял папа. Это был очень крупный мужчина. Его появление сложно было бы не заметить. Родись Георгий Александрович на несколько столетий раньше, его бы обязательно прозвали богатырём. Николя повезло унаследовать конституцию со стороны Ирины Фёдоровной – спортивной и невысокой. Что до её супруга, то уже этим утром жена посадит его на очередную диету.

Настроив всё под себя, он в водительском кресле уехал чуть ли не целиком в салон.

За окнами постепенно светало.

– Знаешь, что этот товарищ учудил? Он мне начал заливать про живых статуй, – успела доложить Ирина Фёдоровна до того, как её одолел страшной силы зевок. – Как ты когда-то.

Зелёные глаза Георгия Александровича бесстрастно уставились на пустую дорогу до Санкт-Петербурга. За плечами у него двенадцать часов перелёта, сутки в зале ожидания задержанного рейса и целая неделя не самых продуктивных переговоров с «их тайскими коллегами».

– Ха, – задумчиво отозвался Георгий Александрович. – И что на этот раз?

– Как что. Он мне сказал, что памятник двигается.

Оленев-старший задержал взгляд на отражении Николя в зеркале. Тот сидел на заднем сиденьи, скрючившись. Голова его упала набок.

– Коля?

Тишина.

– Какой памятник двигался? – всерьёз спросил он сына.

– У Михайловского, – сонно отозвалась Ирина Фёдоровна.

Георгий Александрович задумчиво кивнул и ответил как ни в чём не бывало:

– Ну, ничего. Давно ты у нас не был! Забыл небось всё!

Молчание.

Ирина Фёдоровна обернулась назад и покачала головой:

– Спит.

– Совсем спит?

– Кто его обрадует?

– Ясно, – кинул Георгий Александрович. – Мне этим заняться?

– Ну да, – отвечала жена.

– Я тоже что-то такое видел в его возрасте, – замялся отец. – Легенда есть. Будто памятник этот и правда двигается.

– В три часа ночи?

– Ну да. Он же памятник. Ему вообще некуда торопиться. Захочет – сойдёт с камня своего в три часа ночи, не захочет – там и останется.

– Жора, ты о чём? – спросила Ирина Фёдоровна с сомнением в голосе.

– Да ничего! – отмахнулся он. – Привидится же такое.

– М?

– Спи говорю! – шикнул он в ответ.

– Не хочу.

Георгий Александрович тревожно забарабанил пальцами по рулю.

– Ты не замечала за ним ничего странного?

– Странного? – переспросила Ирина Фёдоровна.

– Ну да… чего-то странного.

Ирина Фёдоровна открыла было рот, как салон залился жёлтым светом. Позади раздался автомобильный сигнал. Женщина подскочила на своём переднем сидении. Георгий Александрович резко взял в сторону. В салоне на заднем сидении рухнул на пол Николя.

Мимо них пронеслась машина.

Георгий Александрович просигналил хулиганам и готов был выругаться, как рука Ирины Фёдоровны оказалась на его плече. Он только громко выдохнул и дальнейший путь они провели в тишине.

Николя открыл глаза: салон автомобиля залил жёлтый свет фар. Мальчик беспомощно уставился в отражение зеркала заднего вида. Он всё больше верил, что приснившийся ему кошмар – не кошмар вовсе. Не сон вовсе. Что-то или кто-то было в ту ночь в его комнате. В комнате на последнем этаже охраняемого дома на севере Петербурга.

В памяти мальчика плотно засело четверостишье. Вместо того, чтобы выветриться из его головы как дурной сон, коему отведён срок в пару секунд после пробуждения, тот крепко засел в его памяти.

Николя мог повторить этот стишок из сна даже сейчас, и, как ему казалось, будет помнить ещё очень долго. В то время как одну из самых жутких ночей он помнил подетально, свои детские сны о горах мороженого или полётах на ковре-самолёте по Петербургу он уже никогда не вспомнит.

– Это вообще законно? – Гриша указал на толпящихся у доски с телефонами в руках первоклассников.

С Гришей они учились в одном классе. Ещё до его отъезда к бабушке во Францию, было решено: по возвращении он пойдёт учиться в ту же школу.