Эка Парф - Узник Петропавловки и четыре ветра Петербурга

– Ты мне тоже не веришь? – шепотом спросил Николя Гришу.

– Не верю во что? – не отрываясь от смартфона переспросил друг.

Николя выхватил телефон из рук одноклассника и, закрыв экран устройства руками, еще раз задал вопрос.

– Да о чём ты? – опешил Гриша.

– Я видел оленя.

Гриша закатил глаза.

– Я серьёзно тебе говорю! Я его видел! И чижика тоже! Ох… – Николя размяк на стуле. – Короче, – предупредил Николя Гришу. – В тот день я действительно видел оленя. А перед этим там летал чиж.

– Да какой еще чиж?

– Как этот! – Николя ткнул лицо друга в экран своего смартфона с открытой страницей о чиже. – Это чиж.

– О’кей, – отозвался Гриша, будто он врач, а Николя – раковый пациент, который пришел рассказать до чего это классно – гомеопатия. – Этот чиж говорил с тобой?

– Ой, ну хватит, – обиделся Николя. – Я ведь серьёзно говорю!

– Ладно. – кивнул друг. – Расскажи мне о нем. Об этом… чиже.

– Ты всё ещё мне не веришь, – кольнул друга Николя.

– Да ты мне ничего и не рассказал! – развёл руками Гриша.

Николя с опаской огляделся по сторонам с таким видом, будто сидят они с Гришей не в школьной столовой, но вагоне метро в час пик, да еще и где-нибудь в Северной Корее, где и у стен есть не только уши, но и рот.

– Перед появлением оленя во дворе, ко мне прилетел чиж. Он сидел на подоконнике и стучался клювом в окно. Но его никто не слышал.

– То есть только ты один его слышал? – не понял Гриша.

– Ну а я что тебе говорю! – вспыхнул Николя.

Гриша примирительно выставил перед собой руки.

– Да ладно, ладно. Рассказывай! Только не кричи, очень прошу!

– Ладно, – вздохнул Николя. – Он стучал по окну, но никто его не слышал. Потом появился олень. Я думал, птица сейчас чего-нибудь испугается и улетит, но олень! – с жаром произнес мальчик. – Олень – это слишком круто. Оленя должны были заметить все! Но…

– Никто его не увидел.

– Ты дашь мне рассказать или нет? Мой предок с отцовской стороны учился в Императорском училище правоведения. На той стороне стоит памятник Чижику-Пыжику.

– О! – Гриша провел ладонью перед собой, – реальность отчётлива как никогда прежде!

Николя зло зоркнул на друга.

– Я не закончил!

Гриша поставил локти на стол с тем видом, мол, ничего интереснее он ещё в жизни не слышал.

– Учащихся этого училища называли чижиками-пыжикам из-за схожести цветов их формы с окрасом чижей 8 8 Из-за схожести цветовой гаммы униформы учащихся Императорского училища правоведения прозвали чижиками-пыжиками. Пыжик – это молодой Северный олень возрастом до года, их мех присутствовал в отделке шапок учащихся Императорского училища правоведения. Отсюда полное прозвище – чижики-пыжики. . Ты понимаешь, к чему я клоню?

Гриша уставился на Николя. В его мозгу проходил процесс обработки чего-то посложнее, чем выведение математических корней из четырёхзначных чисел.

– Причём тут олень? – вдруг отозвался мальчик.

Николя делано уронил голову на стол.

– Забудь, Гриш. Ты про всё забудь.

– Нет, я серьёзно, – друг постучал по макушке Николя. – Чиж – это твой предок со стороны отца. – он положил голову на бок. – А олень? Он-то здесь причём вообще?

– Оленев! – раздался вопль рядом.

Николя подскочил на месте. Только Гриша медленно обернулся на источник звука. То была Таисия Степановна. Высокая и худая, с пучком седых волос на голове, она считала математику чем-то большим, чем школьной дисциплиной, – религией. Впалые щёки, острые скулы и туго убранные волосы. Эта женщина будто сошла с киноплёнок со старыми советскими фильмами. Кстати, всяким смартфонам, в такт своему «образу», она предпочитала проверенную классику – Nokia 3310.

– Оленев! Для тебя особое приглашение нужно?

– Но…, – залепетал Николя.

– Звонок для учителя, – шёпотом ответил ему встающий со своего места Гриша. – Алгебра ждать не будет.

Мальчики встали из-за стола и последовали в класс под конвоем Таисии Степановны. Втроём они попали в школьный коридор.

– Так ведь звонка ещё не было, – осмелился повернуться к шедшему позади них учителю Гриша.

– Потому что он для учителя!

Николя ткнул локтём друга.

– Это безнадёжно. – прошептал он. – Она ещё моего папу учила. Она меня сразу невзлюбила, как я в первый класс на линейку пришёл.

– Знаешь, это многое объясняет, – вздохнул Гриша.

– Только не то, что значат все эти олени с чижами, – хмыкнул мальчик.

– Может, это фамильяр? Ну, семейный тотем или как там его?

– Я ведьма, по-твоему? Фамильяры у ведьм обычно.

– Тогда патронус! Да! Это твой пратронус! Всё сходится: ты ведь не зря Оленев? А не тот же Голубкин?

– Мы помним, что случается с теми, кто опаздывает на урок? – подала голос Таисия Степановна.

Николя прильнул к Грише.

– Она ведь помнит, что звонка ещё не было?

– Оленев! Ты бы таким разговорчивым у доски стоял, ей-богу!

Гриша обернулся к учителю.

– Мы всё помним, Таисия Степановна, мы ничего не забыли. Мы идём так быстро, как нам только позволяют сделать это школьные правила по поведению! Если мы будем иди ещё быстрее, мы уже побежим, – заверил учительницу мальчик.

– Так ты мне веришь? – шепотом спросил Николя друга.

– Я готов поверить хоть в единорога с котом-всадником, только идём быстрее. Она у меня в затылке уже дыру проглядела!

Мальчики ускорили шаг и скрылись из виду Таисии Степановны. Впрочем, этот и любой другой забег не спас бы их от следующего урока – алгебры. В эти сорок пять минут ими владела Таисия Степановна. Она вызывала к доске, проводила внеплановые контрольные, назначала внеурочные часы и прочее. Спасти от этого учеников не мог бы и сам директор. Хотя бы потому что его самого следовало спасать от Таисии Степановны. Они с Ильёй Николаевичем не так давно отметили очередную годовщину со дня свадьбы. Николя хотел верить, что хотя бы поэтому их «математичка» всё-таки человек, а не пришелец с планеты Математика. И всё же надежды его на это с каждым годом таяли всё больше. И всё меньше свободного времени от алгебры у него оставалось и всё реже он находил в себе силы сочувствовать Илью Николаевичу.

Таисия Степановна уселась за стол. Её длинный тонкий палец скользнул вниз по списку учеников в классном журнале. В классе настала гробовая тишина. Николя показалось, что он слышит жужжание мухи где-то под потолком. Вызов к доске у Таисии Степановны не значил ровным счётом ничего хорошего. Эта женщина отрицала распад СССР и тогдашней системы школьного образования. Она, как и подобает её поколению, видела в математике отдушину. Пока вся гуманитарная наука была строго идеологизирована 9 9 Гуманитарная наука в СССР была строго идеологизирована. Под строгим контролем государства находилась литература, кинематограф и прочие виды изобразительного искусства. Развитие в этот период получали разве что точные науки. Для большинства граждан тогдашней России математика стала отдушиной. , она и миллионы других советских граждан находили отдых в математических задачах. Тангенсы с котангенсами не подчинялись ни Ленину, ни Сталину – никому из вождей.