Дмитрий Биленкин - МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1980 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов)

ДАЛЬНЕЙШИЕ ЗАМЕРЫ СВИДЕТЕЛЬСТВУЮТ КРИТИЧЕСКИЕ НАПРЯЖЕНИЯ ЭПИЦЕНТРОМ ТАНГИ СИДОРОВ ПОЛАГАЕТ ОЧАГ ГЛУБИНЕ СОРОК ИЯТЬ КИЛОМЕТРОВ ОПРЕДЕЛЯЙТЕ ИЗОСЕИТЫ ИСХОДЯ ИЗ ЭТОГО ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ ЖЕЛАЕМ УСПЕХА ВСТРЕВОЖЕНЫ МОЛЧАНИЕМ КОЛОГРИВОВ.

Мы вернулись вечером, выбрав точки для установления датчиков и определив на глазок наиболее интересные сейсмические места. Володя сразу уехал в мастерские. Меня ждал майор Тильви. Он принес телеграмму из Москвы. Я перевел ему телеграмму на английский, и это встревожило его. Я полагаю, что на него жмут из Лигона. Я чувствую себя в положении недоброго вестника. Когда-то таких гонцов немедленно убивали, как бы отожествляя их с самим бедствием. Я никак не хотел умалять интеллекта майора Тильви, но в его глазах явно горел зловещий огонек.

— Кто-то распустил слух по городу, — сказал он, — что вы собираетесь устроить здесь землетрясение.

— Устроить?

— Да. Будто бы землетрясение должно быть в России, но если вы его выпустите здесь, то тогда избавитесь от беды у себя дома.

— Остроумно, — сказал я.

Майор подошел к окну и посмотрел на тучи над горами.

— Не сегодня-завтра начнутся дожди. Здесь они начинаются раньше, чем в долине. А где господин Ли?

— Он в механических мастерских.

Майор Тильви подошел к двери и потрогал пальцем шнур, ведущий к выключателю.

— Я хочу знать, где будут стоять ваши приборы. Человек, распускающий слухи о том, что вы хотите сделать землетрясение, знает, чего добивается. Если темные люди послушают его, они могут причинить вам вред. Вам и вашим приборам. Так я и знал…

Майор подковырнул ногтем тонкий проводок, бегущий параллельно основному проводу, и дернул за него. Клочок обоев отлетел, и в кулаке майора оказался большой черный жук. Он раскрыл ладонь и показал мне жука. Это был микрофон.

— Так что, я думаю, у нас нет от них тайн, — сказал он буднично. — Кто заходил в эту комнату?

— Кто угодно, — сказал я. — Нас не было весь день.

— Я разберусь, — сказал майор. — Итак, где вы будете устанавливать свои приборы?

Мы с Володей договорились в принципе о распределении нашей поредевшей техники. «Искру-12-бис», один ультрасейсмоскоп и вычислительную технику оставляем в Танги. Второй сейсмоскоп отвезем на островок на озере, к нему придадим два или три датчика, один из которых должен находиться прямо на поверхности озера. Последний датчик установим за монастырем.

— Очень далеко вы все раскидали. — Майор был недоволен.

— Это минимальное расстояние. Без трех точек нам не обойтись. Я останусь в Танги, Володя отправится на озеро.

— Очень далеко, — повторил майор. Он не спорил, он был озабочен. Майор крутил в пальцах микрофон. — Наверное, в гостинице неудобно ставить приборы. Тесно и слишком много ушей… Я договорился об одном доме. Это дом начальника полиции. Он стоит на окраине, изолирован, и мне легче его охранять. Ночевать вы можете и здесь…

— А как хозяин дома?

— Васунчок честный человек, — сказал Тильви. — Он сейчас в госпитале. Он ранен контрабандистами.

— Хорошо, — сказал я.

Майор попрощался, его башмаки зацокали по коридору, и сквозь полуотворенную дверь я услышал голос директора Матура:

— Добрый вечер, господин майор. Навещали наших друзей?

Я подумал, что придется провести ужин в компании Матура. Он наверняка подстережет нас, чтобы еще раз выразить свое восхищение успехами нашей великой страны.

Утром тринадцатого марта мы переехали в пустой дом на окраине Танги. Дом был небольшой, но двухэтажный. Нам хватило гостиной внизу и веранды. Пока электрики тянули к веранде силовой кабель, а армейский радист устанавливал рацию, я поднялся наверх. Я не собирался ходить по чужим комнатам. Мне только хотелось увидеть ту, в которой жила Лами. Наверху было всего две комнаты. В одной, побольше, стоял письменный стол, на стене висели две фотографии — грустной женщины, похожей на Лами, и самой Лами, еще девочки, с двумя тугими косичками в разные стороны. Это была комната ее отца. Во второй раньше жила она. Комната была прибрана, за окном на толстой ветке висели гнезда, похожие на груши, и птицы суетились у подоконника. Лами мне рассказывала про этих птиц. В комнате сохранился ее запах. Наверное; это мне почудилось.

Часов в двенадцать мы со Вспольным выехали на «джипе» к озеру. С нами ехал радист, сонный Лаво и солдат.

В тесноте, но согласии мы добрались до деревни у монастыря, оставили там Лаво договариваться о лодке, потом по разбитой безлюдной дороге проехали километра три за монастырь. Здесь на пологой террасе, с которой открывался великолепный, как в туристском проспекте, вид на озеро и горы за ним, в светлой, звенящей сосновой роще поставили палатку, где установили датчик. Это заняло около часа. Вспольный заявил, что, когда выйдет на пенсию, построит здесь дачу и будет писать мемуары.

Оставив при датчике солдата — он тут же разложил небольшой костер и повесил над ним мятый алюминиевый чайник, — мы вернулись в деревню, где застали в полном разгаре битву между сержантом и местным старостой. Лаво наседал на старика, грозя репрессиями, а тот отвечал длинными речами, которые зарождались в складках его живота и выползали наружу, как рокот отдаленного барабана. В конце концов Лаво сдался, отсчитал старосте пачку казенных ватов. Староста долго мусолил деньги, жалел, что не заломил больше, потом повел нас по узкой тропинке вниз, к озеру, где в бухточке стояла моторка, на корме которой спал похожий на старосту парень.

Видно, люди редко приезжали на островок. Моторка подошла к шатучим деревянным мосткам, которые далеко выдавались в озеро. Какая-то птица умудрилась свить гнездо прямо на мостках. Она обиделась на нас вторжение и кружилась над самыми головами, выражая недовольство криками. Полоска песка, отвоеванная волнами у травяного откоса, была чистой, лишь следы птичьих лап маленькие холмики вокруг крабьих норок свидетельствовали кипучей жизни. Устланная каменными плитами дорожка вела вверх, где в чаще коренастых деревьев стояла пагода с кирпичными проплешинами на белом теле. За пагодой берег островка обрывался вниз и уходил глубоко воду. Высота обрыва была метров десять.

Дальше, до самых гор того берега, километров на семь — восемь, протянулась голубая равнина с редкими бурыми парусами рыбачьих лодок.

Мы перетащили аппаратуру к пагоде. Здесь был покосившийся навес на резных столбах. Какой-то благочестивый человек, соорудивший этот навес, потрудился на славу, доставив сюда цемент и гравий, — пол под навесом был бетонный. И хоть по бетону пошли трещины, сквозь которые лезла яркая трава и кустики, он отлично подошел для установки аппаратуры.