Дмитрий Биленкин - МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1980 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов)

Они попали в безвыходное положение, особенно после совершенных уже в самолете убийств.

Даже если оставалось пятьдесят, двадцать пять, да хоть один процент за то, что самолет с поврежденным навигационным оборудованием сможет долететь до намеченного преступниками пункта, они будут настаивать, так как в этом случае у них будет хоть один шанс на спасение. В случае же сдачи властям смертной казни им не удалось бы избежать. Но летчики категорически настаивают на том, что лететь крайне рискованно.

Таким образом, в конечном итоге, ситуация подтвердила решение генерала: риск, что отдельные пассажиры могут погибнуть во время освобождения самолета, был куда меньше, чем вероятность гибели всего самолета в случае, если он полетит по маршруту, указанному бандитами.

Уж я — то представляю, какая колоссальная работа была проделана за эту бессонную для десятков, для сотен людей ночь.

Вызывались специалисты, непрерывно работали линии связи между Москвой и Токио, Москвой и далеким аэродромом, между различными учреждениями, ведомствами, подразделениями Министерства внутренних дел. Регулярно в самые высокие инстанции докладывалась обстановка, шли совещания, поиски, восстановление картины преступления, выявление личности преступников. Когда принимается решение исключительной важности, решение, от которого зависит жизнь многих ни в чем не повинных людей, важна каждая мелочь, каждая деталь. Принявший решение должен быть уверен, что оно единственно правильное, что сделано все возможное для его обоснования. И другого решения быть не может. Так нас всегда учили. И это одинаково относится и к лейтенанту, и к генералу.

Сомнений не оставалось. Надо было атаковать самолет.

Генерал сделал свое дело.

Теперь черед был за нами. Нам предстояло сделать свое.

…Мы двигаемся во мраке, быстро, бесшумно приближаясь к самолету со стороны хвоста, чтобы нас нельзя было увидеть.

Аэродром оцеплен милицией в несколько рядов. Люди заняли позиции на опушках близлежащих лесов, в оврагах окружавшего аэропорт поля, в кустарниках. Снайперы, вооруженные винтовками с инфракрасными прицелами, находятся в здании аэропорта, в навигационной башне, на крышах ангаров и других аэродромных построек. Они залегли вдоль взлетной полосы и рулежных дорожек. Внимательные, настороженные.

Лишь тихие потрескивающие голоса слышатся в портативных рациях, лишь порой в небо взлетают ракеты, оставляя красный или зеленый дымный след.

Застыли с заведенными моторами пожарные и санитарные машины. Притаились машины специальные.

Руководители атаки стоят у передатчиков и телефонов.

Ни одного гражданского лица не осталось в аэропорту. Все полеты в зоне прекращены.

В Москве, за тысячи километров, сидят у аппаратов офицеры милиции. Ждут сообщений.

Речь идет о жизни десятков людей…

Но разве если б речь шла о жизни всего лишь одного, принималось бы меньше мер, меньше людей участвовало в спасательной операции, меньше ответственности чувствовали бы мы?

Да нет, конечно, все было бы так же.

…Мы приближаемся вплотную к самолету. Теперь он нависает над нами своим огромным, кажущимся снизу черным, телом, своими гигантскими крыльями.

Он кажется таким высоким. До его дверей, до трапов, до фюзеляжа так далеко… Он так герметично и надежно закрыт от какого-либо вторжения извне.

До истечения срока ультиматума, то есть до того, как рассветет, остаются уже не часы, а минуты.

Где-то вдали, на самом краю горизонта, небо бледнеем желтеет.

И вот наступает момент, когда я трижды мигаю карманным фонариком — «Все готово для атаки».

Казалось, проходит вечность, и на командном пункте мигают три ответные вспышки — «Начинайте атаку!».

Операция по освобождению самолета начинается…

Не проходит и нескольких секунд — мы в самолете.

Когда летчик сказал мне, что лететь — равносильно самоубийству, я ответил ему:

— Наплевать, вы должны понять, пилот, что, если мы окажемся в руках полиции, нам смертная казнь обеспечена. А так есть все же шансы спастись. Ясно? Это я к тому говорю, чтобы вы знали — терять нам нечего.

— Вам, может быть, нет, — пытался возразить летчик, — но ведь самолет набит пассажирами. Плевать вам на взрослых, так хоть детей пожалейте — их же двадцать семь.

— Вы что, идиот, — я рассердился по-настоящему, — или притворяетесь? При чем тут пассажиры, дети? Да я не двадцать семь — двадцать семь миллионов детей готов отправить на тот свет, чтобы спасти свою шкуру. А вы мне — дети… Так вот, слушайте: если через час мы не поднимемся в воздух, я пристрелю одного из пассажиров. Еще через час — второго, и не гарантирую, что это будет взрослый.

— Я должен сообщить о ситуации начальству, — говорит летчик. — Без его разрешения я самолет в воздух в таком состоянии не подниму.

И я понимаю, что в этом деле его не переуговоришь.

— Сообщайте, — ворчу. — И мои условия тоже. Ждем.

В салоне, который я приказал ярко осветить, пассажиры неподвижно и молча сидят. На них словно напал столбняк. Дети только тихо плачут, что-то бормочут, но большинство спит.

Белинда так же спокойно, как в первую минуту, стоит с пистолетом в руке в хвосте самолета. Казалось, ее не коснулись усталость и волнения. Молодец все-таки. Внимательно следит за каждым движением, за этими десятками затылков (пассажирам мы приказали не оборачиваться).

А у первого ряда кресел стоит Утиный Нос, и его взгляд тоже непрерывно скользит по салону.

В отсеке возле пилотской кабины сидит на откидном стульчике Ру все с тем же япончонком на коленях. Тот спит себе, посапывает носом. А она не отнимает пистолета, приставленного к его гладким, черным волосам.

— Ну как, Рокко, — спрашивает Ру, — все в порядке? Ей-богу, ей все это нравится, для нее идет игра!

С моего разрешения стюардессы унесли тело их убитой подружки в кухню.

Стою у входа в кабину летчиков и внимательно слежу за переговорами с аэродромным начальством.

— У них нет соответствующего горючего, — безразличным тоном сообщает пилот. — Для «Ила» необходимо особое, которого здесь нет.

Врет пилот или не врет? Я не разбираюсь в этих делах. В конце концов, разные марки автомобилей требуют разных сортов бензина. Может быть, и у самолетов так?

— Скажите, чтобы подвезли! — приказываю.

— Везут, но на это требуется время.

— Сколько?

В ответ пилот молча пожимает плечами.

Ждем.

Так дальше продолжаться не может. Надо их встряхнуть.

Смотрю на часы и нарочно громко говорю Ру:

— Если хоть один из летчиков перешагнет порог кабины, стреляй в мальчонку. И скажи мне, если кто-нибудь из них попробует говорить по радио.