Дмитрий Биленкин - МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1980 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов)

Ну, тут из кабины выскакивают летчики.

Они этого Рокко быстро скручивают, и, честно говоря, без особой нежности.

Вот и все.

Схватка закончена. Она длилась секунд пять, может, шесть…

Бандиты взяты. Мы освобождены. А главное — я жив!

Выволакивают «боксера», уводят Белинду, эту маленькую змею, Рокко. Осторожно выносят тело сероглазой стюардессы. Это ее убили бандиты, когда прозвучал первый выстрел.

На борт сразу же поднимаются врачи. Они перевязывают руку того парня, качают головами — ранение, видимо, серьезное, оказывают первую помощь пассажирам (некоторые не выдержали всего этого — с ними обморок).

Всех эвакуируют из самолета. В первую очередь детей.

И вы не поверите мне, тот маленький японец, которого держали заложником и которого ценой руки спас русский полицейский, спал! А? Что вы на это скажете?

За детьми следуют женщины, старики; мы — я и оба эти бородача — выходим последними. Они протрезвели, идут тихо, оглядываются.

Я выхожу на свежий воздух.

Как это замечательно — свежий воздух!

Заря захватила небо. По нему разливается желтизна, где-то за горизонтом скоро поднимается солнце, уже появились розовые краски.

Дует свежий ветерок. Он несет запах деревьев, трав…

На аэродроме большое движение. И я вижу, какие огромные силы были приведены в действие. Я много чего вижу. Да, у русских на этот счет техника имеется не хуже, чем у нас! Вот уж не подумал бы. Самолеты-то у них, поди, раз в год угоняют, не то что у меня на родине. А вот ведь все предусмотрели, есть у них и техника и люди.

Не люди, а черти!

— Ну что, товарищ Лунев, товарищ старший лейтенант Лунев, — улыбается врач и косит глаз на мои еще лейтенантские погоны, — прощайте. Знаете, госпиталь, наверное, одно из немногих мест, где лучше, чтобы тебе говорили «прощайте», чем «до свидания». Желаю успеха!

— Спасибо за пожелание, — говорю, — и за все спасибо.

Я ничего не понимаю в медицине. Когда меня тогда вывели с перевязанной рукой из самолета (сам шел), мне казалось, что это ерундовое ранение. Проваляться же пришлось в госпитале страшно долго; три операции… Из-за чего? Нерв какой-то поврежден, кость раздроблена…

Тогда же на аэродроме все было так здорово! Уже потом я понял, насколько серьезные были у нас противники, когда читал протоколы их допросов. Ну, а операцию мы провели неплохо. Не обвиняйте меня в нескромности. Я ведь это только вам говорю.

А по службе — «задание выполнено», доложили, и все.

Но задание-то было (это опять-таки только вам) чертовски трудное. И вот то, что все прошло, как любят выражаться космонавты, нормально, что не было потерь, никто из пассажиров и из наших не пострадал (разве что рука моя, так это не в счет, издержки производства), то, что не зря готовились, не зря тренировались, что «все системы» себя оправдали, — вот это главное.

Во всяком случае, первое, что я испытал тогда, спускаясь по трапу, это чувство удовлетворения.

Меня сразу утащили на разные операции, уколы, перевязки, рентгены и всю эту муру.

Я протестовал, отбивался, пока старший врач не прикрикнул на меня:

— Слушайте, Лунев, мы, врачи, ведь не лезем задерживать преступников, это ваша работа, так уж, будьте любезны, и вы не лезьте в нашу! Я врачом работаю дольше, чем вы на свете живете. Шагом марш в операционную!

Ну что тут будешь делать.

На следующее утро ко мне допустили только одного посетителя-женщину, японку. Вернее, двоих — еще ее сына, того малыша, которого бандиты держали заложником.

Японка говорила очень быстро и много, а переводчик переводил всего несколько фраз — он так и пояснил:

— Понимаете, она очень красиво говорит, цветисто — я суть передаю.

Она сказала, что не забудет никогда то, что я сделал для нее, для ее мужа, для ее отца (многих родственников перечислила), последним назвала Coco — так зовут мальчугана.

Смешной, наверное, Вадиму ровесник. Аккуратненький, чистенький, кожа гладкая, глаза черные-черные. И не разглядишь в щелках. Очень воспитанный, тихий.

Мать сказала, что теперь я ее сыну вроде второго отца, потому что благодаря мне он как бы снова родился на свет А иначе… (тут она всякую мистику развела — переводчик объяснил). Теперь, говорит, каждый год в этот второй свой день рождения Coco будет мне присылать открытку, рассказывать о себе. Когда научится писать, конечно.

Пригласила в гости в Японию.

Потом подтолкнула ко мне сынишку. Тот подошел, чего-то пролепетал (поблагодарил-объяснил переводчик), погладил мою перевязанную руку и поклонился. Низко, а руки по швам держал. Мать тоже так.

Ну, вот и расстались.

Я действительно получил очень красивую открытку — роща зеленого бамбука и маленький пруд. На обороте один большой неумелый иероглиф — это, видимо, Coco изобразил. До сих пор так и не знаю, что он означает. Может быть, солнце? Потому что в углу открытки также неумело, уж наверняка тем же Coco, нарисовано солнце и человечек — небось он сам.

Мне потом Коршунов рассказывал, как все было.

Пассажиров увезли в город, разместили в отеле.

Все благодарили, особенно американские туристы — они сказали, что это было замечательным дополнением к их туристической программе.

Бородачи подошли, спросили, кто у нас начальник, и обратились с просьбой — нельзя ли хоть на полчасика выдать им главаря бандитов.

Они дают слово, что то, что от него останется, вернут обратно.

Японцы составили делегацию и поехали к председателю горсовета официально выразить благодарность.

Советские пассажиры жали руки моим товарищам, а женщины всплакнули, целовали нас.

Летчики и стюардессы были безутешны. Они тяжело переживали гибель подруги.

А на следующий день все пассажиры полетели дальше — рейс продолжался.

Жизнь тоже.

Не для всех, правда.

Преступников судили. На открытом заседании. Понаехали журналисты, в том числе иностранные. Выступило много свидетелей. Я тоже. И еще их полицейский — с таким смешным сочетанием имени и фамилии: Джон Леруа. Мы с ним много общались, и я прозвал его «Петрович». Он спросил, почему Не знаю, говорю; Джон, Леруа, пусть еще Петрович прибавится. Смеется.

Он работал агентом отдела борьбы с воздушным терроризмом, потом в отделе по борьбе с контрабандой наркотиков и считает, что из-за него весь сыр-бор загорелся. Мол, заметили его во время пересадки в Москве Рокко и компания и поняли, что к чему.

На процессе выяснилось, что он таки прав. Бандиты все рассказали. Они, между прочим, ничего не скрывали. Назвали всех своих клиентов, поставщиков, все свои связи, всех сообщников.

Удивляться тут нечему. Я давно заметил, что пресловутая воровская солидарность, когда пойманный преступник якобы молчит, словно воды в рот набрал, и не выдает сообщников, — легенда, романтическая сказочка.