Томас Рид - Сын Альбиона

Даже Англия, безопасная в своем глубочайшем равнодушии к свободе и реформам, дрожала от криков чартистов. [63] Чартизм — первое массовое движение рабочих в Великобритании, в 1848 г. произошел его новый подъем. Требования чартистов были изложены в виде законопроекта («Народной хартии»).

У всех коронованных голов в Европе были свои причины для страха и тревог, и какое-то время даже казалось, что свобода побеждает.

Увы! Это был всего лишь сон народов, недолговечный и зыбкий, как дым. Его сменил новый долгий период сна под еще более тяжелым гнетом.

Победители поздравляли друг друга с успехом, чинили разорванные цепи и готовили новые, еще более прочные. Королевские кузнецы принялись за работу, они работали тайно, как и Ватикан в его подземной кузнице.

Трудились они с охотой, и цель у них была одна. Общая опасность заставила их объединить силы, и на время ссоры между ними были забыты и оживали только тогда, когда кто-нибудь хотел в ущерб другим воспользоваться результатами победы.

Так была достигнута договоренность о новой программе. Но прежде чем ее выполнять, некоторым из них нужно было помочь восстановить господство над своим народом, утерянное в результате революции.

Пронесясь подобно смерчу по Европе, она всех их застала врасплох.

Погруженные в роскошь, занятые своими мелкими ссорами и излишествами, уверенные в бдительности своего доверенного охранника Веллингтона, европейские монархи не предвидели бурю, которая обрушилась на них. Ибо тюремщик свободы Европы тоже спал.

Старость и слабеющий интеллект подвели его, он по-прежнему слепо верил в «коричневую Бесс», [64] «Коричневая Бесс» — кремневый мушкет, бывший на вооружении английской армии. в то время как в ушах его звучали выстрелы кольта и игольного ружья. [65] Игольное ружье — ружье XIX века с курком в виде иглы.

Да, победитель при Ватерлоо был слишком стар, чтобы помочь сыновьям тех тиранов, которых он снова посадил на троны.

У них не оказалось военного предводителя — ни одного. Не нашлось на их стороне солдата, в то время как на стороне народов были Дембиньский и Гарибальди, Дамьянич и Клапка — созвездие пламенеющих лезвий. А среди государственных деятелей и патриотов не было равных Манину и Мадзини. [66] Здесь упоминаются деятели революционного и национально-освободительного движения в Европе: Дембиньский Хенрик (1791–1864) — генерал, главнокомандующий в Польском восстании 1830-31 гг. В 1849 г. был командиром части вооруженных сил революционной Венгрии. Дамьянич Янош (1804–1849) — генерал, в период революции в 1848-49 гг. в Венгрии руководил военными действиями против войск Габсбургов. Клапка Дьердь (1820–1892) — участник создания венгерской национальной армии во время революции 1848-49 гг. в Венгрии. Манин Даниеле (1804–1857) — деятель итальянского национально-освободительного движения. Возглавлял антиавстрийское восстание в Венеции и правительство Венецианской республики.

На поле битвы, военной или дипломатической, у тиранов не было ни одного шанса. Они это видели и решили использовать предательство.

Они знали, что для этого у них найдется достаточно орудий, но два из них обещали быть особенно полезными, они словно специально были созданы для такого случая. Первое такое орудие — английский дворянин, ирландец по рождению, из незначительного аристократического рода, благодаря своей политической ловкости и изобретательности сумевший не только добиться известности, но и стать одним из наиболее влиятельных дипломатов Европы. [67] Речь идет о Генри Пальмерстоне (1784–1865), который длительное время был министром иностранных дел Великобритании, а затем и премьер-министром.

При этом он совсем не был гением. Напротив, интеллект у него был очень средний, он никогда не возвышался над уровнем авантюриста. Речи его как члена британского парламента были скучны и полны банальностей, а попытки пошутить только ярче демонстрировали его раболепие и нищету мозга. Он часто забавлял парламент, меняя по нескольку пар белых кожаных перчаток во время своих длинных речей. Это придавало ему вид аристократа — немалое достоинство в глазах английской аудитории.

Тем не менее, он добился большой популярности — отчасти потому, что был на стороне либералов, но главным образом заигрыванием с призраком ложного патриотизма — национальными предрассудками и пристрастиями.

Если бы его популярность ограничивалась только соотечественниками, он смог бы причинить меньше вреда.

К несчастью, было не так. Всюду утверждая, что защищает интересы народов, он приобрел доверие революционных лидеров всей Европы, и в этом заключалась его способность приносить зло.

Это доверие было приобретено не случайно: так было решено заранее, и гораздо более могущественными людьми. Короче, он был главным политическим шпионом коронованных деспотов, приманкой, заброшенной ими, чтобы уничтожить их общего страшного врага — республику.

И тем не менее, имя этого человека по-прежнему почитается в Англии, в стране, которая уже двести лет отдает дань уважения клеветникам Кромвеля. [68] Кромвель Оливер (1599–1658) — деятель английской революции XVII века. Содействовал казни короля и провозглашению республики.

Второй человек, с которым испуганные деспоты связывали свои надежды, принадлежал другому народу, хотя походил на первого по характеру.

Он тоже с помощью целой серии обманов сумел втереться в доверие к вождям революции. Его планы были составлены так же хитро и теми же заговорщиками, которые выпустили в свет дипломата. [69] Речь идет о Луи Наполеоне Бонапарте (1808–1873), который в декабре 1848 г. был избран президентом Франции, а в 1852 г. провозглашен императором Наполеоном III.

Правда, руководители народов не очень верили ему. Герой Булонской экспедиции, [70] Автор имеет в виду участие Луи Бонапарта в заговоре против короля Луи Филиппа, когда он в августе 1840 г. высадился с группой приверженцев в Булони и пытался поднять мятеж среди войск местного гарнизона. После провала заговора он был приговорен к пожизненному тюремному заключению. с прирученным орлом на плече, вряд ли мог оказаться солдатом свободы или ее апостолом, поэтому, вопреки его революционным заявлениям, они поглядывали на него настороженно.

Если бы они видели, как он уезжает из Англии, чтобы стать президентом Франции, нагруженный мешками золота, предоставленными коронованными главами, чтобы он сумел достичь своего, — предводители революции, наверно, догадались бы о том, какую роль ему предстоит сыграть.

Он стал последней надеждой деспотов. Двенадцать месяцев назад они бы с презрением отвергли такое орудие.