Томас Рид - Сын Альбиона

Некоторые из танцующих, тоже вышедшие прохладиться, видели, как вынесли его чемодан, а звуки колес кареты свидетельствовали, что он уехал насовсем!

Ничего необычного в этом все же не было. Должно быть, он попрощался с хозяином снаружи — попрощался в соответствии с приличиями.

Однако этого никто не видел, и поскольку Мейнард несколько дней прожил в доме, его отъезд выглядел слегка бесцеремонно. И уж во всяком случае произошел он в необычное время.

Возможно, и на это не обратили бы внимания, если бы не еще одно обстоятельство. После его отъезда дочь баронета больше не появилась среди танцующих.

Ее не видели после вальса, во время которого их с партнером так внимательно разглядывали.

Конечно, она еще очень молода. От танца у нее могла закружиться голова, и она ушла немного отдохнуть.

Так думали те, кто обратил на это внимание.

Но таких было немного. Чаровницы в широких юбках больше думали о себе; старые девы спокойно играли в вист в другом помещении; и отсутствие Бланш Вернон никак не отразилось на общем веселье.

Но было замечено состояние ее отца, его задумчивость. Многие гости заметили, что весь остаток вечера сэр Джордж вел себя странно, его озабоченный вид бросался в глаза. Даже блестящее воспитание не помогло ему скрыть впечатление от нанесенного удара!

Несмотря на все его усилия не выдать свое состояние, люди, близко знавшие его, поняли, что что-то случилось.

В результате ночное веселье кончилось раньше обычного; во всяком случае, раньше, чем ожидали замерзшие кучера карет.

Соответственно и гости, остановившиеся в доме, раньше разошлись по своим комнатам.

Но сэр Джордж пошел не в спальню, а в библиотеку. Он был не один. Его сопровождал Фрэнк Скадамор. Он поступил так по просьбе дяди после того, как остальные пожелали спокойной ночи.

Тема разговора дяди и племянника станет ясна из нижеследующего.

— Фрэнк, — начал баронет, — я хочу, чтобы ты был со мной откровенен.

Произнес он это без желания поиграть словами, [153] Слово «Фрэнк» по-английски означает «откровенный». не такое у него было настроение.

— Относительно чего, дядя? — спросил Скадамор, выглядя слегка удивленным.

— Относительно того, что ты видел между Бланш и этим… человеком.

Слово «человек» было произнесено презрительно, почти с шипением.

— Что я видел?

— Да, что видел и слышал.

— Я рассказал вам, что видел и слышал. Вплоть до событий сегодняшнего вечера — час назад.

— Час назад? Ты имеешь в виду свидание под деревом?

— Нет, дядя, не это. Я видел кое-что еще.

— Но ведь капитан Мейнард сразу уехал!

— Да. Но прихватил с собой кое-что, чего ему не следовало брать.

— Прихватил с собой! О чем ты, племянник?

— Ваш почетный гость унес листок бумаги, на котором что-то написано.

— Кем написано?

— Моей кузиной Бланш.

— Когда и где?

— Ну, вероятно, когда он собирался. Полагаю, что Бланш написала это у себя в комнате. Она ведь ушла туда — вы видели.

Сэр Джордж выслушал это сообщение со всем хладнокровием, на какое был способен. Тем не менее мышцы на его лице дергались, щеки побледнели, чего не мог не заметить племянник.

— Продолжай, Фрэнк, — сказал сэр Джордж неуверенным голосом, — продолжай и рассказывай все. Откуда тебе это известно?

— По чистой случайности, — отвечал добровольный информатор. — Я вышел из гостиной, отдыхая между танцами. Как раз в это время капитан Мейнард уходил. С того места, где я стоял, видна была верхняя площадка лестницы. Он там разговаривал с Сабиной и, как мне показалось, очень конфиденциально. Я видел, как он что-то вложил ей в руку — монету, вероятно, — сразу после того, как она сунула ему листок в карман. Я видел, что это листок бумаги, сложенный, как записка.

— Ты в этом уверен?

— Абсолютно уверен, дядя. Я тогда еще сказал себе: «Эту записку написала моя кузина, она послала Сабину, чтобы передать ее». Я бы остановил его на лестнице и заставил отдать записку, но не хотел поднимать шум в доме. Вы знаете, что я бы его заставил!

Сэр Джордж не слышал этого хвастливого замечания. Он вообще перестал слушать племянника. Слишком был поглощен болезненными размышлениями — думал о странном поведении дочери.

«Бедная девочка! — печально про себя говорил он. — Бедный невинный ребенок! И это после всей моей заботы, после ревностной опеки, моего более чем необычного одиночества! О Боже! Подумать, что я впустил змею в свой дом, и она обернулась против меня и ужалила!»

Чувства, испытываемые баронетом, не давали ему продолжать разговор. Скадамору было разрешено удалиться.

Поезд, в котором ехал Мейнард, остановился на станции Сайденхем, куда подходит линия от «Крис-тал паласа». [154] «Кристал палас» — огромный выставочный павильон из стекла и чугуна, построенный в 1851 году для «Великой выставки».

Остановка не вырвала Мейнарда из задумчивости, в которую он погрузился.

Он только слышал у вагона голоса, один из которых показался ему знакомым.

Выглянув, он увидел на платформе группу леди и джентльменов.

Место, где они находятся, свидетельствовало, что они побывали на выставке в «Кристал паласе», а некоторая излишняя говорливость — что после этого они пообедали в отеле «Сайденхем».

Они шли по платформе в поисках вагона первого класса на Лондон.

Их шестеро, и им требуется целое купе — на Лондон и Брайтон ведет узкоколейная дорога.

Но такого вагона в поезде не оказалось, и поэтому они не могут ехать вместе. Придется им разделиться.

— Какая досада! — воскликнул джентльмен, казавшийся предводителем. — Но, навейно, ничего не поделаешь! А, вот и купе всего с одним пассажиуом!

Говорящий показался у входа в купе, в котором сидел Мейнард — один и в углу.

— Есть места для пятеуых, — продолжал джентльмен. — Лучше сядем здесь, леди! Один из джентльменов должен поискать себе дуугое место.

Вначале вошли леди — их было три.

Возникла проблема: кому из троих джентльменов придется расстаться с такими приятными спутницами — две из них молодые и хорошенькие.

— Я уйду, — вызвался один из джентльменов, самый молодой и наименее значительный.

Остальные двое с готовностью приняли его предложение, особенно тот, кто придерживал дверь купе.

Он вежливо пропустил всех, чтобы сесть последним. Войдя в купе, он уже собрался это сделать, как вдруг ему в голову, очевидно, пришла новая мысль, заставившая изменить намерение.

— Ах, леди! — воскликнул он. — Надеюсь, вы извините меня, если я вас оставлю и пейейду в вагон для куйящих. Умиуаю от желания выкуйить сигауу.

Может быть, леди и сказали бы: «Курите здесь», но в купе находился незнакомец, поэтому они только ответили: