Курмангазы Караманулы - Одинокий всадник

Он ощупал себя. И штаны, и бешмет — все было в засохших жестких бляхах. Только этого ему и не хватало! Явится он в Косагач, его первым делом спросят: «Откуда эта кровь?» Да разве только в Косагаче спросят? Любой встречный задаст этот вопрос. Попробуй тут оправдаться — немедленно поволокут к властям.

И Танат, не долго думая, решил заехать к своему родственнику Избасару, жившему в Актае, чтобы переменить одежду.

Попал он туда около полуночи.

— Танат? — удивился Избасар. — Откуда это ты? Один?

Танат догадался, почему Избасар спрашивает, один ли он.

— Они бросили меня, убежали, — коротко ответил он, не вдаваясь в подробности.

Старуха Избасара вздула лампу, протянула ему пиалу айрана. И пока он пил, оба расширенными от страха и подозрений глазами разглядывали его одежду.

Старик не стал скрывать, что знает все. Под вечер, говорил он, в ауле все переполошились оттого, что дошла весть, мол, в окрестностях гуляет банда. Под Таскудуком произошло сражение. Бандиты убили двух милиционеров, а еще одного ранили. Председатель местного аулсовета послал человека, чтобы сообщил об этом в волостной центр Киндикты, а сам, собрав активистов, отправился в Таскудук на помощь преследователям.

Старик своими ушами слышал, как примчавшийся из Таскудука гонец говорил, что бандой командует некий Кулбатыр, известный в прошлом алашордынец, а в банде его жена Аккагаз, ее брат Раис да еще Танат из Косагача.

— Я сразу понял, что Танат из Косагача — это ты, — сердито говорил старик. — Как же ты дурак, впутался в эту страшную историю?

Избасар долго молчал, потом еще больше взъярился:

— И на кой черт тебе эта банда сдалась? Мало тебя по следствиям таскали — еле оправдался, так опять куда-то потянуло? Хочешь оставить жену вдовой, а детей сиротами?

Танат сидел опустив голову, согласно кивал на каждое слово Избасара.

— Понял, ага. Это было большой моей ошибкой, — сказал он, когда старик выговорился. — Только вот одежду надо сменить. У тебя ничего не найдется, чтоб переодеть меня?

Как и рассчитывал Танат, Избасара тронули его покаянные слова, старик, видимо, думал, что он наставил-таки на путь истинный своего непутевого родича. Смягчился, отыскал штаны, рубаху, бешмет и тут же начал выпроваживать незваного гостя:

— Давай, давай, уходи, нечего тебе тут...

Танат и не сопротивлялся.

Ночь не пугала его. Ночью в степи вряд ли кого встретишь. А заблудиться он не боялся: легко определялся по звездам, а потому дорога его лежала прямо на Косагач. Он был уверен — звезды приведут куда надо; не был уверен он в другом. В сознание его, после разговора с Избасаром, когда он узнал об убийстве двух милиционеров и ранении третьего, опять стал закрадываться страх. Еще недавно так тщательно продуманная защита теперь летела прахом. Снова перед глазами Таната всплывало жуткое лицо Ураза.

«Так, значит, говоришь, мимо стрелял? — вопрошал он своим вкрадчивым голосом. И гремел: — Оставь эти сказки для дураков! Что же, по-твоему, один Кулбатыр убил всех? И ты хочешь, чтоб мы поверили в эти басни?»

«Да, да, стрелял, — признавался Танат. — Но попробуй не выстрели, если Кулбатыр самого все время держал на мушке? Только всего два раза стрелял. Первый раз, когда входили в пески, и второй, когда вырывались из лощины...»

Ураз поднимался и, сурово глядя на сжавшегося в комок Таната, торжественно произносил:

«Именем Казахской Автономной Республики... Танат Тлеумбетов...»

Нет, даже мысленно Танат не мог повторить, что скажет Ураз. Мурашки ползли по коже, лишь только на мгновение представишь это.

И опять, мечущийся от страха, он начинал придумывать оправдания.

«Да я и не стрелял вовсе. Когда мне было стрелять? Я подхватил раненую Аккагаз и умчался. А стрелял Кулбатыр. Все знают, как он умеет стрелять. А из меня и стрелок ведь никудышный — каждому известно».

На некоторое время страх вроде затихал, а потом вновь взрывался отчаянием: «Ох, не поверят! Не поверят же! Разве их убедишь?»

Как ему хотелось найти что-нибудь такое, что очистило бы, отодвинуло от него скверну. Но не было больше мыслей, лишь одна: не поверят!

«А я на своем стоять буду, — думал Танат. — Упрусь и буду стоять на своем. Стрелял не я, а Кулбатыр. Почему они должны мне не поверить?»

И все-таки сомнения не оставляли его. Надежда сменялась ужасом перед неотвратимой расплатой. В степи уже поднимался свежий предутренний ветерок, когда наконец Танату показалось, что он нашел самое правильное решение. Он резко повернул коня и погнал его в сторону Таскудука.

Возможно, все прошло бы без сучка без задоринки, если бы Танат нечаянно не нарвался на братьев, у которых угнали сивого.

...Придя в сознание возле юрты, где его положили, Танат долго сидел, ощупывая свое ноющее тело и охая от боли. Лицо распухло, во рту не было половины зубов, язык нащупывал лишь острые осколки, торчавшие из кровоточащих десен... Вокруг ходили люди, но никто из них не бросил в его сторону ни одного жалеющего взгляда. Это больше всего пугало и угнетало Таната. Оглушенный неожиданной встречей, он теперь был окончательно растерян. Вокруг прыгали ребятишки и, кривляясь, кричали:

— Пленник, пленник!

Танат не был слабаком. На состязаниях по борьбе во время празднеств не раз побеждал довольно сильных противников. Конечно, он не смог справиться с двумя здоровенными братьями, извалявшими его, как им хотелось. Тело болело, но Танат чувствовал, что ему, кроме зубов, ничего не повредили, а синяки — это дело заживное. Он продолжал охать и постанывать, пока перед ним не появился Шанау и его люди.

— Ты тут, что ли, начальник, Шанау? — едва шевеля разбитыми губами и плохо выговаривая слова, спросил Танат. Говорить ему действительно было трудно.

— Допустим, я. Чего тебе надо было?

Шанау решил, что после ранения, а потом и смерти Салыка отряд должен возглавить он — как-никак председатель аулсовета!

Танат, пошатываясь, поднялся на ноги, попросил кумган, чтобы смыть кровь, долго умывался, потом несколько раз прополоскал рот, лишь потом решил отозвать Шанау в сторону.

— Нечего нам куда-то ходить! — грубо ответил Шанау. — Говори при всех — здесь чужих нету.

Баймагамбет в это время занимался похоронами погибших. Рядом с Шанау стояли два активиста из Актая да Киикбай.

Танат шмыгал носом, из которого только недавно перестала сочиться кровь, смотрел на Шанау запухшими глазами.

— Я не зря звал начальника, Шанау. Пришел, чтоб смыть с себя вину. Никто меня не заставлял, сам убежал от Кулбатыра, а теперь что хочешь, то со мной и делай.

Коротышка напустил на себя суровый и одновременно важный вид, осмотрел Таната с головы до ног, будто оценивал, и насмешливо заметил: