Уилбур Смит - Время умирать

— Унесите это, — твердо сказала она, указывая на трупик крысы, лежащий у ее ног. Женщина заколебалась, и Клодия повторила: — Унесите ее, сейчас же!

Охранница взяла дохлую крысу за кончик хвоста и уже у самого выхода оглянулась, и в ее темных глазах промелькнуло какое-то подобие уважения.

Неся пустой котелок и мертвую крысу, она покинула камеру. Вернувшись несколько минут спустя, она принесла наполненный водой котелок и чашку с едой. Клодия подавила жажду и с новообретенным чувством самоуважения указала на ведро с нечистотами.

— Это надо вычистить, — сказала она, но женщина что-то возразила на португальском.

— Хорошо, я сама, — сказала Клодия без колебаний, в упор глядя на свою мучительницу до тех пор, пока та не отвела взгляд. Только тогда она повернулась к ней спиной и подставила руки в наручниках.

— Расстегни, — приказала она, и охранница послушно достала из кармана ключ.

Клодия чуть не заплакала, когда ее руки освободились от стальных оков. Кровь хлынула в затекшие руки, и она прижала их к груди, осторожно растирая. Покусывая губы от боли, девушка с ужасом разглядывала израненные зубцами наручников запястья.

Охранница подтолкнула ее в спину, отдав какое-то распоряжение на португальском. Клодия взялась за ручку ведра и, отстранив женщину, поднялась по ступенькам. Солнечный свет и теплый свежий воздух показались ей сущим благословением.

Клодия быстро оглядела огражденное частоколом пространство. Очевидно, это была женская тюрьма, так как она увидела несколько унылых женщин, праздно стоящих в центре двора под тенью черного дерева. Все они были в набедренных повязках, и их обнаженные тела были так худы, что ребра выпирали из-под темной грязной кожи, а плоские груди висели, как уши спаниеля. Клодия удивилась: какое же преступление они совершили, что оказались здесь, а может, как и ее, их просто захватили в плен?

Она увидела, что ее бункер стоит отдельно от других. Очевидно, в нем содержали особо опасных преступников.

Ворота зоны охранялись парой дородных женщин, в камуфляжной форме тигровой раскраски, с автоматами Калашникова на изготовку. Они тут же с любопытством уставились на Клодию и оживленно заговорили между собой, явно обсуждая ее. За воротами узница увидела широкие воды реки Плангвы и на какой-то момент представила себя плещущейся в воде и смывающей накопившуюся грязь. Но охранница снова подтолкнула ее в спину, направляя в дальний угол лагеря, где находилось отхожее место.

Когда они пришли туда, охранница сделала Клодии знак, чтобы та опустошила ведро в общую яму, а сама тем временем присоединилась к двум болтающим женщинам.

Задняя стена отхожего места представляла собой и часть ограды. Однако возможности для побега не было. Бревна были толщиной с ногу Клодии и связаны прочной веревкой, а высота их на несколько футов превышала ее рост.

Она решила отложить мысли о побеге до тех пор, пока не сложится подробный план действий. Стоило ей вылить содержимое ведра в глубокую выгребную яму, как из недр отхожего места поднялся жужжащий рой навозных мух и зажужжал у нее над головой.

Зажимая нос от отвращения, Клодия попятилась было к выходу, но тут ее остановило негромкое посвистывание. Это был тихий звук, настолько слабый, что раньше она и не обратила бы на него внимания, так как она слышала его не слишком часто. Но это был тайный сигнал, которым пользовались Шон и его следопыты. Шон сказал ей однажды, что это звуки, издаваемые птицей бао-бао, поэтому сейчас это птичье посвистывание буквально парализовало ее.

Она быстро оглянулась, но охранницы были далеко — их разговор едва доносился до нее снаружи. Тогда Клодия сложила губы и неумело попыталась сымитировать свист.

Тотчас же свист повторился где-то прямо за стеной, и надежда Клодии вспыхнула с новой силой. Она поставила ведро на землю и подбежала к стене. Прижавшись к большой щели между бревнами, она чуть не вскрикнула, увидев лицо, обращенное к ней, и услышала, как до боли знакомый голос прошептал:

— Джамбо, мемсахиб.

— Матату, — она задохнулась от радости.

— Глупый маленький пигмей, — Матату произнес единственные слова, которые знал на английском. И Клодия изо всех сил удержалась, чтобы не разразиться смехом от облегчения, надежды и радости, которые вызвали в ее душе его нелепые слова приветствия.

— О, Матату, я тебя люблю, — выпалила она и схватила кусок бумаги, просунутый через щель прямо к ее лицу. В тот момент, когда ее пальцы на мгновение закрыли просвет между бревнами, Матату исчез, будто унесенный ветром.

— Матату! — закричала она шепотом, но он как сквозь землю провалился. Видимо, ее восклицание все же было слишком громким, и тут же у входа послышались шаги охранницы.

Клодия резко развернулась и присела на корточки над зловонной ямой. Стоило охраннице появиться в дверном проеме, как Клодия сердито зашипела: — Пошла вон, не видишь, я занята.

Женщина, видимо, растерялась от неожиданности и тут же исчезла. Стоило Клодии развернуть записку, узнать почерк, и она задрожала от возбуждения, но тут же испугалась, что у нее отберут послание до того, как она успеет прочитать его. Она снова сложила записку и засунула глубоко в задний карман брюк, откуда сможет достать ее, даже если ее руки опять будут в наручниках.

Теперь она снова готова была вернуться к одиночеству в своей камере. Охранница проводила ее обратно в камеру, но уже без излишней жестокости, как раньше.

Клодия поставила ведро на место. Охранница указала на ее руки, и Клодия послушно протянула их. Прикосновение металла к израненным запястьям оказалось даже более болезненным, чем прежде. Мышцы и сухожилия предплечий и плеч заныли от того, что руки опять вернулись в неестественное положение.

Стоило Клодии снова оказаться в наручниках, как к охраннице вернулась ее жестокость. Она тут же вывалила содержимое миски на пол и втоптала его в грязь.

Клодия метнулась к ней.

— Как ты смеешь! — зашипела она на нее, вплотную приблизив свое лицо к черному лицу своей мучительницы и уставившись на нее с такой злобой, что та от неожиданности даже отпрянула.

— Пошла вон! — крикнула ей Клодия. — Allez! Убирайся! — И охранница послушно покинула камеру, ворча и пытаясь неубедительно выказать свое пренебрежение.

Клодия сама изумилась своей храбрости. Она привалилась к двери, дрожа от бессильной ярости, и только потом начала осознавать, какой опасности себя подвергла, — ведь ее могли жестоко избить или лишить единственной и главной ценности — воды.

Силы ей явно придало письмо Шона, которое так рискованно и дерзко передал ей Матату под самым носом у охраны. Прислонившись к двери, она просунула руку в карман брюк и нащупала сложенный листок бумаги, просто чтобы убедиться, что он на месте. Она пока не будет читать его. Она хотела немного потянуть с этим и продлить удовольствие. Поэтому она отправилась к своему тайнику и вытащила оттуда трубочку для питья.