Глеб Голубев - Голос в ночи

— Да, моя вера все укрепляется. Последние сомнения исчезают, ваше... Простите, но... Я не знаю, как же вас называть? Апостол? Просто апостол? Странно, а я хотела вас назвать словно епископа: ваше преосвященство...

Переглянувшись, мы с доктором начали осторожно пробираться сквозь кусты. Они предательски шелестели и раскачивались.

— Я сделаю все, что требует голос. Вы могли бы и не приходить, зачем вам беспокоить себя...

Я раздвинула кусты и увидела тетю, стоящую на коленях посреди пустой лужайки. Она была совершенно одна. Но смотрела прямо перед собой так пристально, словно отчетливо видела кого-то и, ничуть не удивляясь, разговаривала с ним:

— Да, конечно, вы правы. Порой меня все еще одолевают сомнения, но теперь я окончательно уверилась. Как я могу не верить вам?!

Тетка вдруг обернулась в нашу сторону, и я поспешила выйти из кустов, чтобы она не заметила спрятавшегося доктора Жакоба.

— Это ты, Клодина? — с облегчением спросила тетя. — Фу, как ты меня напугала! Что за скверная привычка подкрадываться исподтишка. Ты уже вышла из того возраста, когда играют в дурацких индейцев.

И тут, словно спохватившись, она повернулась к пустоте, низко поклонилась, почти до самой земли, и добавила:

— Ради бога, простите ее, апостол. Она еще так неразумна.

Потом тетя повернулась ко мне и строго спросила:

— Почему ты не здороваешься?

— С кем?

— Это же апостол Петр, разве ты не узнаешь? Он снова пришел, чтобы укрепить мою веру. Что ты молчишь?

Лицо ее потемнело от гнева, она поспешно вскочила на ноги и крикнула мне, грозя кулаком:

— Что ты смотришь на меня как на сумасшедшую? Снова станешь уверять, будто я разговариваю сама с собой, да? Будешь притворяться, что не видишь его?! Вот он, вот! Это же апостол Петр. Не видишь? Тогда уходи, не мешай нам. Уходи! Убирайся прочь!

Пятясь в кусты, я с ужасом смотрела, как она снова рухнула на колени и униженно запричитала, кланяясь пустоте:

— Не сердитесь на нее, дорогой апостол. Она часто выводит меня из себя, но это ведь не со зла, я знаю. У нее доброе сердце...

Мы с доктором Жакобом выбрались из кустов, торопливо прошли одну аллею, свернули в другую, потом так же молча прошли в самый конец сада. И тут я без сил упала на скамейку и сквозь слезы спросила:

— Видели?

Он молча кивнул.

— А вы говорите — нормальна... Что же мне делать? Может, сбегать за доктором Ренаром?

— Разве он знает, как с этим бороться? Я безнадежно покачала головой.

Доктор Жакоб надолго замолчал, в задумчивости жадно затягиваясь сигареткой.

— Дайте и мне закурить, — попросила я.

— Что? Ах, пожалуйста. Извините, что я сам не предложил.

— Ой, но что же мне делать? — простонала я. — То волк, то цыган с медведем, а теперь еще апостол Петр. Она в самом деле видит его?

— Вероятно, да. Вы разве не заметили, что зрачки у нее все время перемещались, то сужались, то расширялись, как бывает всегда, когда мы следим за движущимся предметом? Очень любопытно! У нервных больных бывают весьма красочные галлюцинации. Видимо, я ошибся, ее все-таки нужно показать опытному психиатру. Я поговорю с профессором Рейнгартом, мне он не откажет...

— Значит, вы думаете, она все-таки сходит с ума? Доктор Жакоб неуверенно пожал плечами и спросил:

— Как часто повторяются у нее такие припадки? Регулярно?

— Нет. По-моему, не регулярно. Постойте... Мне кажется, последний раз она видела у нас в саду волка на прошлой неделе. Надо справиться у доктора Ренара: он ведет дневник и записывает туда все подобные случаи с теткой.

— Вот как?

— Да, он даже написал заметку в какой-то научный журнал. Разумеется, не упоминая ее фамилии. Мы можем даже предвидеть наступление таких видений. Разве вы не заметили, что к концу ужина она стала вдруг задумчивой и рассеянной?

— Нет.

— Какой же вы психолог?..

— Пожалуй, я заметил, что она чем-то озабочена. Я психолог, но не психиатр, не придал этому особого значения. Мало ли у хозяйки, принимающей незваного гостя, может оказаться забот по дому?

— А мы с доктором заметили и насторожились. Она всегда перед видениями делается рассеянной, задумчивой, словно пытается вспомнить что-то...

— Вспомнить что-то... — пробормотал он, и вид у него стал вдруг такой рассеянный, что я перепугалась.

— Что с вами?

— Ничего. Просто размышляю.

— А я уж подумала...

— Подумали, что на меня тоже... накатывает? — Он засмеялся. — Нет, мне, кажется, пока не грозит. Никакие видения меня не посещают. И сны вижу вполне нормальные. Так что за меня не бойтесь...

— Ну, а с тетей?

— Во всяком случае, задача оказалась посложнее, чем я предполагал, — уклончиво ответил он.

— Выходит, рано вы усмотрела в этом детектив и упрекали неведомых шарлатанов? Видите, я была права: нельзя так дурно думать о людях.

Он пожал плечами.

— Значит, она больна... И серьезно? Можно надеяться, что поправится?

Доктор Жакоб начал рассказывать что-то не очень связное об успехах современной психиатрии и в то же время о сложности и малоизученности человеческой психики...

И тут в конце аллеи показалась тетя и как ни в чем не бывало окликнула нас:

— Вот вы где! Я ищу, зову. Я принесла тебе шаль, Клодина. Накинь, а то простудишься. Уже темнеет, и ветер поднимается с гор.

— Спасибо, тетя.

— Шли бы в дом. И вообще дай гостю отдохнуть с дороги. Завтра успеете наговориться.

Мы направились все вместе к дому. Тетя была мила, говорлива, приветлива. Кутаясь в шаль, я слушала, как они светски болтали о погоде и о всяких пустяках с доктором Жакобом, словно ничего и не было.

Мне стало так грустно, что, торопливо попрощавшись с доктором Жакобом и сославшись на головную боль, я поспешила уйти в свою комнату. К счастью, ему тоже, кажется, не хотелось долго засиживаться.

Я лежала в темноте и с ужасом думала, что заснуть опять не удастся.

Из деревни доносился лихой переливчатый йодль [1] Йодли — песни горцев Швейцарии и Австрии, исполняемые в особой манере — с переливами. . Певец старался изо всех сил.

Я зажгла свет, нашла в шкафчике медомин и приняла сразу три таблетки.

Проснулась я поздно, с тяжелой головой и каким-то чувством безотчетной тревоги.

«Хороша! — мысленно ругала себя я, поспешно причесываясь. — Пригласила гостя и бросила на произвол судьбы».

Розали сказала, что тетя еще не выходила, а господин инженер давно встал и гуляет в саду с доктором Ренаром.

Я поспешила к ним, опасаясь, как бы доктор Жакоб не выдал себя, увлекшись медицинскими разговорами со стариком.

Опасения мои оказались не напрасны. Сбегая по ступенькам террасы, я услышала голос Жакоба:

— Значит, вы ее гипнотизировали несколько раз?

— Да, — с гордостью ответил доктор Ренар. — И, представьте, весьма успешно. Всего восемь сеансов, и она бросила курить. Не курит по сей день. Отличные результаты, а?