Николай Внуков - Один

Я съел несколько мидий и снова скорчился у огня, не зная, что делать. Кажется, я задремывал на несколько минут, потом приходил в себя, подбрасывал в огонь сучья и снова задремывал.

Постепенно стало темнеть.

Так прошли одиннадцатые сутки моей жизни на острове.

* * *

Проснулся оттого, что вода полилась на спину. Во тьме глухо светились угли костра. Снаружи все так же ровно шумело.

Все тело превратилось в хлипкий дрожащий комок. Руки и ноги ломило. С трудом разогнувшись, я нашарил сучок и, вынув из кармана куртки нож, начал тупо стругать деревяшку. Все было противным, и я сам себе был противен.

Кое-как настругав ежиков и раздув костер, я уселся у самого огня. Есть не хотелось. В животе каменел холодный ком.

Временами казалось, что все, что сейчас происходит. - неправда. На самом деле я сплю и вижу во сне этот проклятый остров, и хожу по нему, и раздуваю огонь. И никак не могу проснуться.

Так бывает: видишь во сне что-то страшное, оно надвигается на тебя, вот-вот навалится, сомнет, придушит, а ты не можешь убежать, тело оцепенело, не двигается... И наконец, собрав все силы, крикнешь и проснешься от этого крика, и долго лежишь в темноте, переживая то, что произошло.

Я бил себя кулаком по лбу, щипал руку, хлестал ладонями по щекам, но сон не проходил.

Тогда я понимал, что я все-таки на острове, что надо не дать погаснуть костру, и я снова стругал деревяшки, глотал горький дым и дрожал от холода.

Наконец внутри костра нагорело порядочно угольев, они подсушивали оседающие на них ветки, и огонь хоть и не полыхал, но грел.

Я съел две саранки и несколько мидий, потом спохватился и вырезал на календаре еще одну черточку - двенадцатую.

* * *

А ведь была у меня когда-то нормальная постель, письменный стол, книжки, уроки в школе. Были отец, лаборант Гриша, Виктор Иванович и Таня. Они и сейчас есть где-то...

На катере был даже шкафчик для одежды! А кают-компания, стол, стаканы, тарелки, полные макарон по-флотски...

Я со злостью отбросил от себя эти мысли. Какой толк мечтать о том, что так далеко!

Сейчас я один на один с островом. И природа вовсе не добренькая и не красивая, как кажется, когда смотришь на нее из окна комнаты или из туристской палатки. Все эти двух-трехдневные походы в тайгу или прогулки за грибами или дикой смородиной - игра для детей и для взрослых. Все равно ведь придешь домой в тепло и уют. А вот когда не поход, а по-настоящему... Да еще не знаешь, сколько это настоящее продлится...

Неужели они все-таки решили, что я утонул?

Я представил, как отец открывает своим ключом нашу квартиру. Обе комнаты пусты. На моем столе пыль. Стопа никому не нужных учебников и тетрадей. В кухне не пахнет едой. Тишина. Даже будильник не тикает: отец, как всегда, забыл его завести. В ящике у двери лежат мои ласты, маска со шноркелем. Под ними еще одни ласты - длинные и узкие <���барракуды> - материны. Отец, не раздеваясь, проходит в мою комнату, садится за стол и закрывает лицо ладонями. Ему теперь некого ждать. Пустота кругом...

Я стиснул зубы.

Ладно. Если они подумали, что я утонул, если меня уже никто не ждет, если я сам по себе, то и нужно быть полезным только самому себе. У меня сейчас только одно право - драться до конца.

Я поворошил сучья в огне.

Право...

Нам в школе рассказывали о правах человека. Право на труд, право на учебу, право на отдых... Но все это - когда ты находишься среди людей. А вот если человек совсем один, как я сейчас? Есть ли у него какое-нибудь право и что это за право? Права завоевывают. Что мне нужно завоевать? Остров? А для чего он мне? Разве чтобы прокормиться - копать саранки, добывать мидий у скал, пить воду из источников. Это для того, чтобы жить. Значит, природой мне дано право на жизнь. И природа может в любой момент отнять у меня это право. Очень просто: запустит вот такой дождь дней на десять, и я отдам концы от голода и от холода. Выходит, и здесь мне надо завоевывать право на жизнь. У острова. У дождя. У этих деревьев.

Я здорово ослабел за эти дни. В голове непрерывно гудело, и все время хотелось спать. Иногда я засыпал на несколько минут, присев отдохнуть. Иногда останавливался во время ходьбы, забыв, куда иду и зачем. И тогда все вокруг становилось расплывчатым и ненастоящим. И сейчас, у огня, мне тоже все казалось ненастоящим.

А дождь все шумел, падая на парусину, затекая в щели между землей и пологом палатки, и снаружи все так же бесился ветер.

Что-то приснилось. Но что - сразу же вылетело из головы, потому что на кустах снаружи увидел бледные желтые отблески.

Я, как барсук, выкатился из своей норы.

Все вокруг стояло точно стеклянное - так было пропитано водой. А над морем, спокойным и серым, поднимался желтый теплый шар.

Руки мои задубели в суставах пальцев, в локтях. Колени, казалось, скрипели, когда я передвигал ноги. Горло саднило. В глазах то темнело, то снова светлело. Я чувствовал себя как после хорошей драки.

Сделав что-то вроде зарядки, я начал ворошить костер. Потом полез в палатку за едой. Долго искал мешочек с мидиями и пакет с луковицами саранок. Я положил их в самый дальний конец шатра, рядом с огневым инструментом. Но сейчас их там почему-то не оказалось. Может быть, ногами его куда-нибудь задвинул? Приподнял края брезента, чтобы внутри стало светлее, и обшарил все уголки жилья.

Ничего.

Однако я хорошо помнил, что они лежали именно там!

Снова переворошил все ветки подстилки и скатал в рулон матрац, чтобы он не мешал. Мидии и саранки исчезли.

А может быть, я доел все вчера и позабыл об этом? Жевал машинально, даже не замечая, что ем, а в это время думал о чем-то другом? Нет, быть такого не может. Я отчетливо помнил, что еще оставалось горсти две мидиевого мяса и десять-двенадцать луковок саранок.

Подстилка из веток сильно отсырела, и я выбросил ее из палатки. Под руки попались обрывки полиэтилена, напоминающие мешочек, в котором хранились мидии. Я расправил лоскутья. Да, это был тот самый мешочек, даже завязка из капронового шнура сохранилась. Только почему он весь в дырках?

Я бросил обрывки у костра и снова стал шарить под пологом. Нашел пакет из-под луковиц. Он тоже был весь изорван, будто его жевала коза. В складках пленки застряли огрызки саранок.

И тут я вспомнил крысу, которая пробежала по моей ноге. Вот кто разделался с моими продуктами! Наверное, даже не одна крыса, а несколько. И они жрали мои припасы, а я ничего не слышал из-за шума дождя!

Надо снова тащиться на поляну и копать луковицы...

У костра нашел кирку, навалил в огонь веток от подстилки и несколько минут сидел, отдыхая. Как быстро я стал уставать! Сделаешь несколько шагов - ноги уже дрожат и ведут в сторону, как пьяного. Голода я не чувствовал, просто какая-то тупость в желудке да живот так сильно запал, что ремень на джинсах пришлось затянуть на самую последнюю дырку.