Евгений Кораблев - У Пяти ручьев

Федька как стоял, так и застыл. Вдруг из Камня явственно долетели человеческие голоса.

– Ко мне! – стоном вырвалось у караульного, скованного безотчетным суеверным ужасом.

Через мгновение встревоженный донельзя взбежал Гришук.

Ружье Федьки валялось на траве. Гришук схватил его за руку. Она была холодна, как лед.

– Где? Что? – испуганно спрашивал Гришук.

Безумный взгляд Федьки, устремленный на скалу, показал, что его испугало.

– Там голоса!

Гришук с недоумением недоверчиво взглянул на скалу. Посреди наступившей тишины скала вдруг застонала совсем по-человечески.

– Слыхал?

Федьку трясло как в лихорадке.

– Странно, – прошептал Гришук, не зная, верить ему своему слуху или нет.

Крутом ничего нет. Это Камень. Но они слышали, как в Камне кто-то стонал. Таинственное исчезновение Яна и Пимки, тревога, дикие глухие леса – «овчина овчиной», ночь, суеверный ужас и рассказы деда, опасности, угрожающие на каждом шагу, – все невольно взвинчивало фантазию и даже несуеверного человека наполнило бы тревогой.

Гришуку стало вдруг как-то не по себе. Уж очень дивно! Камень стонал человеческим голосом.

– Давай позовем ребят, – предложил он, и оба они бегом кинулись к палатке.

Оставшиеся в лагере не закрывали глаз. Тревога веяла над ними. Какое-то предчувствие говорило, что случилось недоброе с Яном и Пимкой.

Еще не подбежали близко караульные, как Андрей и Тошка, заслышав их необычные шаги, сами выбежали из палатки с ружьями в руках. Позади ковылял дед.

Встревоженные лица караула ясно говорили, что что-то случилось.

– Ничего страшного! – крикнул Гришук ребятам навстречу. – Идите сами послушайте.

Дед вывернулся вперед. Он был расстроен и бледен.

– Што? Кликун заговорил? – хрипло с тревогой спросил он.

– Да, – прошептал Федька.

– Угодники! – дрожащий стон вырвался у деда. – Я знал... Кликун себя окажет. – Крестясь, он шел за ребятами. – Страхи-то, страхи-то какие!.. Поминайте, сынки Янову и Пимкину душеньки... Недаром Кликун заговорил.

Удивленные и испуганные ребята бегом поднялись на место, где Федька и Гришук слышали стон, и притихли, вслушиваясь.

Тотчас среди ночной тишины явственно прозвучал из скалы протяжный человеческий стон. У деда вырвался какой-то нечленораздельный звук ужаса.

Снова стало тихо. Прошло несколько томительных минут. Стон повторился уже с новой силой, точно человек был где-то совсем вблизи. Потом в скале кто-то закашлял по-человечески и таким характерным кашлем, что ребята, похолодев от ужаса, – сразу узнали в нем кашель друга.

– Ян!

– Страхи-то, страхи-то какие! – шептал дед.

Если допустить, что это стонал Ян, и кашель его же, если он подполз к лагерю – так нет! Здесь, около лагеря в лесу, в кустарниках не слышно ни звука, а стонет именно кто-то в скале, и в ней кашляет Ян.

Сознание становилось в тупик. Делался понятен ужас деда, и холодок пробегал по телу. Ребята не заметили, сколько так прошло времени, но, должно быть, порядочно. Они все стояли и молчали, ожидая еще что-нибудь услышать, но Кликун-Камень смолк.

Начал брезжить рассвет. Стало прохладно и сыро. Хотели уходить, но в эту минуту скала опять ожила.

Природа еще не просыпалась. Кругом было изумительно тихо. Выпадают такие минуты перед самым началом утра. И в этой тиши с какой-то необыкновенной отчетливостью, поистине дьявольской, не оставлявшей места каким-либо сомнениям, из Камня вдруг заговорили человеческие голоса. Они были настолько отчетливы, что можно было различить отдельных людей.

Ребята окаменели и переглянулись.

– Это черт знает что! – вырвалось у молчаливого Андрея.

– Поет! – шепнул Федька.

Это было нечто изумительное! Кликун-Камень вдруг запел сиплым голосом.

– «По диким степям Забайкалья...», – прошептал Тошка. – Слушай!

– Да, да!

Камень продолжал петь каторжную песню, потом вдруг оборвал и разразился долгим хохотом.

– Кульпа! Это он, змей! – затрясся дед. – Страсти-го какие!

И вдруг как-то странно наклонился на бок и, как мешок, рухнул на землю.

Когда его подняли, он был без сознания.

Солнце светило уже высоко. Проснувшиеся ребята в удрученном настроении принялись за утренние дела, но все валилось из рук.

Все же, по-видимому, удивительные события минувшей ночи ни на кого не произвели такого сильного впечатления, как на Тошку.

Даже дед, придя в себя и немного поспав, успокоился. Для него все было ясно: «нечистый пугал». Но с парнем положительно творилось что-то неладное. Его мысли, видимо, были так сильно заняты чем-то, что он смотрел кругом и не видел. Он не умывался, забыл надеть сапоги, не слышал, когда к нему обращались. Глаза были устремлены куда-то в одну точку.

– Что с тобой? – встревожились ребята.

Он не ответил. Ему налили кружку чаю. Он пил совершенно механически. Ему дали сухарь. Так же механически он стал есть. Лицо его сделалось необычно сурово.

– Черт возьми! – крикнул вдруг он. – Я должен узнать!

– Что? – спросили ребята.

– Ничего. Я сам с собой...

И опять несколько минут сидел молча, перестав есть.

– Ешь! – сказали ему.

Он взял вместо сухаря деревянную ложку и стал ее размачивать. Потом, заметив общий смех, положил кружку, ложку и сухарь и так застыл, на чем-то сосредоточившись.

Вдруг хмурое лицо его неожиданно оживилось, точно луч света блеснул изнутри. Он улыбнулся. Какое-то торжество выступило на лице. Ребята, следившие за ним, диву дались.

– Дед, – совсем весело спросил вдруг Тошка, – отчего ты прозвал камень Кликуном?

– Так прозван он, сынок, спокон веков. Не мной назван, всегда был бесовским.

– Ага! – Тошке это, видимо, очень пришлось по вкусу, к нему вернулась сразу вся его прежняя энергия.

Он встал, быстро надел сапоги, захватил ружье и крикнув:

– Через полчаса ждите! – пошел из палатки, не ответив на расспросы. – Приду и пойдем Яна с Пимкой искать.

Ребята так и остались с открытыми ртами. Впрочем, размышлениями заниматься было некогда, начали снаряжаться для поисков.

Не прошло и часу, как вбежал Тошка, возбужденный и очень довольный. Ребята, вполне готовые, в полном вооружении уже ждали его.

– Ну, дед! – крикнул Тошка, присев на обрубок, заменявший в палатке стул. – Я поймал твоего нечистого, что сидел в Кликун-Камне! Вот он у меня, здесь! – Тошка шутливо хлопнул себя по карману.

Дед так и отпрянул. Ребята засмеялись. Тошка с хохотом выворотил карман, чтобы показать старику, что там нет даже маленького чертенка.

– Секрет говорящей скалы почти разгадан, – серьезно сказал он окружавшим его ребятам. – И, если я прав, мы должны быть благодарны Крикун-Камню. Может быть, эта случайность спасет Яна и Пимку и предотвратит грозящую нам страшную опасность.