Виталий Мельников - Искатель. 1985. Выпуск №4

Дмитро, застонав от бессильной ярости, наполовину выхватил из ножен саблю и со звоном задвинул ее обратно.

— Что деется, братку! Скотина и православные для шведов одно и то же, — выдохнул он. — Будь на твоем месте, уже давно был бы у батьки Голоты.

— Так скачи. Кто тебя держит, — угрюмо ответил есаул.

— Я сечевик, а запорожцы сейчас воюют с турками и татарами, которые не дают житья нашему люду с моря и Крыма. Мы бороним Украину от басурман, а не Московию от шведов.

— Складно молвишь, братчику, да попусту. Сегодня королевские солдаты измываются над нашими людьми в Белой Руси, а завтра будут на Украине Вы этого дожидатесь на своих порогах?

— Когда пожалуют, тогда рада с кошевым и решат, что делать, — пробурчал Дмитро, опуская глаз;.

Есаул ощерил зубы, махнул плетью в направлении дороги.

— Ждите… А покуда любуйся, какие гости поспешают на Украину.

Громкое лошадиное ржанье и звонкий девичий смех заставили братьев повернуть головы. В нескольких шагах от них, осадив коня, сидела в седле панночка Ганна.

— Дмитро, вот ты где, — сказала она, подъезжая к сотнику. — А я ищу тебя с самого утра. Узнала, что собираешься снова на Сечь, и хотела проститься. Может, проводишь меня к полковнику Тетере? Как раз к обеду поспеем. Догоняй, казаче, а то без галушек и вареников останешься.

Дав коню шенкеля и вытянув его плетью, девушка призывно махнула рукой и быстро поскакала в сторону от дороги.

— Догоняй ее, братчику, — проговорил есаул, провожая панночку восхищенным взглядом. — Скинуть бы с плеч годков двадцать, сам бы кинулся за такой кралей.

Конь девушки мелькал среди деревьев далеко впереди, и сотник погнал своего застоявшегося жеребца с места в полный намет. Он почти догнал панночку на высоком пригорке, под которым на берегу спокойной, заболоченной речушки лежало сожженное село, одиноко и тоскливо возвышалась небольшая деревянная церквушка да вился дымок над крышей поповского дома. Обернувшись и помахав сотнику рукой, девушка пришпорила коня и поскакала через пепелище к церкви.

Священника панночка нашла стоящим на коленях у алтаря, опустилась рядом с ним.

— Что привело ко мне, дочь моя? — спокойно спросил благообразный старик с окладистой седой бородой, нисколько не удивившись ее появлению. — Чего ищешь в храме божьем в сей грозный час? Успокоения души, услады мысли, отречения от суеты мирской?

— Отче, прости, но не к господу, а к тебе пришла я, — быстро заговорила панночка, оглядываясь на дверь. — Я та, чьи вести о шведах приносили к тебе посланцы куренного Остапа и попа сердюков Степана. Убили их вороги. Вот почему я здесь.

— Говори, дочь моя, что тревожит душу, и господь внемлет словам твоим, — ответил священник, тоже оглядываясь на дверь.

— Шведы заканчивают переправу на левый берег, россиянам не удалось помешать им. От Шилова корпус и обоз двинутся к Пропойску, и если это станет ведомо россиянам, они загодя подготовятся к встрече неприятеля. Отче, сию весть надобно скорее передать хлопцам Зловивитра…

Когда в церковь вошел сотник, девушка уже встала с коленей. Вид ее был кроток, а в уголках глаз стояли слезы…

Обратно они ехали рядом. Дмитро, чувствуя перемену в настроении девушки, хранил молчание. Они уже поднялись до середины пригорка, с которого открывался вид на сожженное село, как Ганна придержала коня, соскочила на землю. Ковырнув носком сапожка наметенную под сосной кучу снега, извлекла из нее пистолет, тщательно осмотрела. В ее глазах мелькнула тревога. Она внимательно огляделась вокруг, протянула к сотнику руку.

— Дмитро, будь ласка, дай саблю.

Сотник протянул ей клинок. Девушка спустилась на несколько шагов с пригорка. Остановилась возле небольшого, с примятой верхушкой сугроба. Расковыряла его саблей и обнаружила красное пятно, подернутое сверху ледяной коркой. Затем Ганна двинулась дальше, в сторону густого ельника. Здесь она снова остановилась, сняла что-то с ветвей, подошла к стволу толстого дуба. Поковыряла вокруг в снегу клинком, опустила голову и, волоча саблю, вернулась к сотнику.

Всю оставшуюся часть дороги они молчали. Лишь перед тем, как расстаться, девушка поинтересовалась:

— Когда мыслишь податься к Днепру?

— Вечером, с заходом солнца. К полуночи будем у чаек, а с рассветом тронемся в путь.

Ганна с мольбой взглянула на запорожца.

— Дмитро, миленький, не отправляйся отсюда, покуда еще рез не повидаешь меня. Я сама навещу тебя перед заходом солнца. Обещай, что дождешься.

— Клянусь, — произнес удивленный сотник…

Панночка прискакала к Дмитро перед самым закатом, когда сотник и десяток сопровождавших его запорожцев осматривали коней перед дорогой. Казак сразу отметил ее взволнованный вид, нервозность движений, дрожащие губы. Не ускользнули or его внимания также пистолеты в седельных кобурах и легкая татарская сабля на боку.

— Дмитро, отойдем в сторонку, — сказала Ганна, беря сотника под локоть. И когда они отошли, спросила: — Скажи, ты можешь взять меня с собой?

— Куда? На Сечь? — не понял запорожец.

— Да нет, только к Днепру. Там я оставлю вас.

Сотник задумчиво покрутил ус.

— Не знаю. Полковник Розен строго-настрого запретил кому-либо покидать лагерь, особливо ночью. Чтобы уехать, мне довелось брать у него пропуск на себя и всех хлопцев. Но, может, тебя, как родичку полковника Тетери, шведские дозоры выпустят и так?

Панночка невесело рассмеялась.

— Не выпустят, Дмитро. После нашего приезда из леса я уже дважды пыталась покинуть это бисово логово, и оба раза пикеты меня останавливали. А пропуск полковник Розен мне ни за что не даст. — Ганна взглянула на занятых своим делом запорожцев, понизила голос: — Эх, Дмитро, не хотела я посвящать тебя в свои дела, но, видно, не обойтись без этого. Скажи, отчего, по-твоему, очутилась я с Тетерей у шведов?

— Ну… Оттого, что его жинка — твоя тетка.

— У меня много других теток в Чернигове и даже в самом Киеве. И каждая из них с радостью приняла бы меня к себе. Прибилась я к этой лишь потому, что ее муж в чести у гетмана. А я после смерти батька дала страшную клятву отомстить Мазепе и выполню ее, чего бы это ни стоило. И когда казак от полковника Голоты, который не верит в верность Мазепы России, предложил мне быть к гетману поближе, дабы проникнуть в его тайные замыслы, я согласилась без раздумий. Вот почему я вспомнила свое родство с этой теткой и сейчас вместе с ней нахожусь у Левенгаупта.

Сотник некоторое время молчал, затем нерешительно предложил:

— А если пойти к полковнику Тетере вдвоем? Скажем, что замыслили пожениться и потому уплываем. Неужто Розен откажет и ему?

— Откажет. — Она помолчала минуту. — Не забыл батюшку Степана, чье тело до сей поры лежит у генеральского штаба? Это я отправила его с важной вестью. Да, видно, не судьба была ему.