Юрий Пересунько - Искатель. 1987. Выпуск №2

Я стал рассматривать картины… Они мне понравились. Городские пейзажи, казалось, выполнены небрежно, но это был Париж с его легкой, трепещущей красотой. На обороте каждого полотна была проставлена просто мизерная, на мой взгляд, цена.

Я похвалил его манеру письма и, как мне кажется, сделал это довольно убедительно.

Моя похвала, видимо, растрогала его.

Я выбрал пять картин и сразу же расплатился.

Рудольф поблагодарил меня за лестный отзыв, за деньги и, не считая их, с показным безразличием опустил в карман.

— Это я должен благодарить вас, господин Тирбах, так как убежден, что в будущем стану обладателем редких и ценных полотен большого мастера.

— Вы льстите мне, господин Хьюз.

— Я говорю искренне, — заверил я и попытался перевести разговор на старого Тирбаха: — Нелегко без родительской помощи. Чем ярче талант, тем нужнее ему материальная поддержка.

— У отца свои позиции, которые я не вправе осуждать, — тихо проговорил он. — Мы расстались мирно, хоть и имеем разные убеждения.

— Вы расходитесь во взглядах на избранную вами профессию?

— Во взглядах на деньги. Отец считает, что они в нашем обществе нужны только тем, кто умеет умножать материальные ценности. Эти люди — цвет нации, на них держится общественное благосостояние. Все остальные — иждивенцы общества. И для отца это не пустая фраза. Если капитал не увеличивается, говорил отец, то общество начинает загнивать. Поскольку я не усвоил этого основного закона, он не намерен оплачивать мои заблуждения. Однако после смерти он все же обещал оставить мне миллион.

— Вам эта сумма нужнее сейчас, — вставил я. — Разве ему не все равно?

— Видите ли… Отец все еще пытается заставить меня вернуться на путь истинный. Я не могу предъявлять претензии отцу, так как мы с ним разные.

— Разве вы не его сын?

— В девять лет у меня уже был приличный счет в банке. О дальнейшем я должен был позаботиться сам. Я мог выбросить эти деньги, а мог приобрести акции, даже открыть небольшое Дело, и на родительскую ссуду больше не рассчитывать… Но вклад быстро иссяк, а делать деньги я так и не научился.

Работы Рудольфа свидетельствовали о его несомненной одаренности. Добьется ли он признания? Ответить на этот вопрос не мог никто, так как успех в искусстве подобен лотерее и часто зависит от случайных обстоятельств. Далеко не последнюю роль здесь играют опять-таки деловые качества.

Итак, я мог бы написать трогательный очерк о сыне известного миллионера, вынужденного зарабатывать на хлеб картинами… Трудная полуголодная жизнь, бытовая неустроенность в настоящем и полная неизвестность в будущем… И в этих жестоких условиях, когда жизнь неизбежно калечит человеческие души, он сумел сохранить внутреннюю чистоту и доброжелательное, даже всепрощающее отношение к людям.

Но в своей статье я скорее всего должен был встать на сторону его отца.

Мне хотелось помочь Рудольфу, но как изменить отношение к нему отца? Я медлил уходить из мастерской, пытаясь найти обстоятельства, которые могли бы оправдать Тирбаха-младшего в глазах света.

Через день я опять зашел в мастерскую. Он вновь отклонил мое предложение пойти в ресторан. К таким заведениям он питал устойчивую антипатию и предпочитал дешевые кафе.

Я принес с собой продукты, и мы с Рудольфом устроились за выцветшей занавеской прямо на топчане.

— Вот это по мне, — сказал Рудольф. — Милая домашняя обстановка. Свобода и непринужденность. Никаких условностей, можно все брать руками. А что ресторан? Чопорность, натянутость, музейная выставка зеркал и хрусталя.

Во время нашей беседы появился еще один гость. Он слегка прихрамывал и опирался на бамбуковую трость.

— Добрый день, господа, — поздоровался вошедший. — Мне сказали, что здесь я могу найти Рудольфа Тирбаха.

— Это я, — представился художник. — С кем имею честь?

— Билл Варлей… Хотел бы поговорить с вами.

— Я вас слушаю.

— Может быть, перенесем нашу беседу в более удобную обстановку? — Он покосился в мою сторону.

— Самое удобное для меня — беседовать у мольберта… Вы можете ничего не скрывать от моих друзей.

Гость окинул меня внимательным взглядом.

— Я принес вам печальную новость, господин Тирбах.

— Что-нибудь с отцом? — Рудольф отложил кисть. Медленным наклоном головы гость подтвердил эту догадку.

— Что с ним?

— Автомобильная катастрофа.

— Он жив?

— Как вам сказать?.. В общем, он в реанимации… — После паузы он добавил: — Дело в том, господин Тирбах, что вашего отца можно спасти.

— Спасти?

— Эдвард Тирбах пока в глубокой гипотермии. У него тяжелая травма мозга… Если пересадить ему мозг донора, то он будет жить.

Тут я вспомнил, что видел этого человека в Бюро. Он был главным юристом Центра трансплантологии. Сердце мое забилось сильнее.

— Что для этого нужно? — спросил Рудольф.

— Ваше согласие на операцию.

— И больше ничего? — Из-за мольберта вышла Полетт, подруга Рудольфа, которая до этого не принимала участия в наших беседах.

— В настоящее время — ничего. Вы заключите договор на свое наследство.

— Но, спасая отцу Рудольфа жизнь, вы лишаете себя гонорара? — вдруг вступила в разговор Полетт.

— У нас уже имеется свидетельство о смерти Тирбаха, составленное по всем правилам.

— Ах, вы уже все продумали! — Полетт приблизилась к Варлею. — Но что это даст нам? Вернет ли операция жизнь отцу Рудольфа, неизвестно, а мы в любом случае потеряем миллион.

— Любимая жена Эдзарда и наследница его миллиардов наотрез отказалась дать согласие на пересадку. А вы, будучи в опале, отдаете свою часть наследства. Эти факты способны сильно повлиять на симпатии старого Тирбаха.

— О чем вы спорите? — раздался голос Рудольфа. — Причем здесь деньги, когда речь идет о жизни отца?!

— Господин Тирбах, для утверждения соглашения нам необходимо ехать в Делинджер, — сказал Варлей.

— Сколько времени это займет? — опять выступила вперед Полетт.

— Я думаю, неделю.

— А не могли бы мы оформить соглашение здесь? — спросила Полетт. — Дело в том, что у Руди выпускные экзамены. Поездка может все сорвать.

— Пока мы должны избегать огласки… А здесь…

Я понял, что пришла моя очередь вступить в разговор:

— Дорогой Рудольф, я могу быть твоим поверенным во всех делах.

После обсуждения этого предложения Рудольф выдал мне доверенность на полномочное ведение переговоров и на подписание соглашения о пересадке Эдварду Тирбаху мозга донора.

Варлей не торопился расстаться с молодым Тирбахом. Но заговорить с ним при мне не решался. Я догадался, что могу быть посвященным в какую-то тайну, и не отходил от Рудольфа ни на шаг.

Увидев тщетность своих намерений остаться с Рудольфом наедине, Варлей, наконец, выдавил: