Генрих Гофман - Сотрудник гестапо

— А вы, Лена?

— Не знаю, — смущенно ответила девушка.

— Есть у нее один парень, — вмешалась в разговор Валентина. — У немцев в пекарне работает.

— Доброволец?

— Не доброволец он, — обиженно заговорила Лена, метнув на подругу недобрый взгляд. — Он в плен попал, вот и согласился в пекарне работать.

— Я тоже поначалу в плен угодил. А теперь вот служу переводчиком. А вы, наверно, с родителями здесь живете?

— Нет, мы одни.

— На что же вы живете? — сочувственно спросил Дубровский.

— Работаем.

— Где?

— Тут, на одной кухне… Уборщицами.

— У немцев, значит.

— Как и вы. А у кого теперь можно работать?

Валентина пытливо посмотрела Леониду в глаза, перехватила его добрый, участливый взгляд и вдруг спросила:

— Вы нас осуждаете?

— Нет, почему же? Ведь жить-то надо. К тому же с работы вас и в Германию не отправят.

— Мы знаем. А вы давно в этом городе?

— Всего два дня. Кроме вас, еще ни с кем не успел познакомиться.

— Значит, нам повезло. Мы первые! — рассмеялась Елена.

— Надеюсь, и мне повезло. Я был бы рад снова встретиться с вами.

— Когда?

— Хоть завтра.

— Мы подумаем, — сказала Елена.

— А как же я узнаю, что вы надумали?

— Знаете что, приходите завтра вечером в городской парк, — предложила Валентина. — Если мы надумаем, то придем обязательно. А если нет, значит, не судьба.

— Я даже не знаю, где в этом городе парк.

— О! Это пустяк. Очень легко найти.

Валентина стала бойко объяснять, как пройти к городскому парку. Дубровский ее не перебивал.

— Ну, теперь поняли? Он кивнул.

— Только мы не договорились о времени.

— Мы с Леной кончаем работать в восемь часов. В парке можем быть в половине девятого. Подождите минут десять.

— Ждите не ждите — это не разговоры, — разочарованно произнес Дубровский. — А мне так хочется встретиться с вами еще.

Он с мольбой заглянул в серо-голубые глаза Валентины, обратил внимание на румянец, вспыхнувший на щеках.

— Так мы же и не отказываемся, — уже мягче и обнадеживающе ответила она. — Мы подумаем и придем.

— Хорошо, я буду ждать вас до девяти часов у входа в парк. А в девять начало фильма. Если успеете, сходим в кино.

— А какой фильм? Откуда вы узнали, что в девять часов начало, если вы только приехали? — насторожилась Валя.

— Просто читать умею! — рассмеялся Дубровский. — Весь город обклеен афишами. Фильм называется «Средь шумного бала». В главной роли Цара Леандр. Это неплохая актриса. Так что не опаздывайте.

— Ладно, уговорили. А теперь будем прощаться. За углом уже наша улица. И нам не хочется, чтобы нас кто-нибудь видел вместе с вами.

Дубровский не стал спорить. Он попрощался с девушками. Больше ему понравилась Валентина. Она казалась более сдержанной, чем Елена, серьезнее, да и внешне она была привлекательней.

На другой день Дубровский освободился раньше обычного и за час до назначенного времени пришел в парк. Решив рискнуть, он заранее приобрел три билета в кинотеатр на девятичасовой сеанс и теперь задумчиво прогуливался по тенистым аллеям парка. Ему было над чем поразмыслить. Сегодня на утреннем построении полицайкомиссар Майснер во всеуслышание объявил о том, что фельдполицайсекретарь Рунцхаймер освобождается от должности и после сдачи дел отправляется в Германию к новому месту службы.

Нет, Дубровский не переживал за Рунцхаймера. Он больше раздумывал о себе. Все-таки положение личного переводчика Рунцхаймера открывало перед ним немалые возможности. А с этого дня он становился рядовым переводчиком тайной полевой полиции, которого может использовать любой следователь. Эта перспектива и радовала, и огорчала. Радовала потому, что наконец-то он избавлялся от всемогущего шефа с явными признаками садизма, и огорчала ввиду того, что отныне он лишался солидного источника, из которого черпал достоверную информацию. Одновременно его продолжала мучить мысль о возможной гибели Пятеркина, о недоставленном Потапову донесении, о необходимости срочно найти выход из создавшегося положения. Ровно в восемь тридцать Дубровский уже стоял у входа в парк. Девушки опоздали всего на пять минут.

— А вот и мы! — сказала Валентина, подходя к Леониду. — Давно ждете?

— А где же ваше «здравствуйте»? — спросил тот.

— Ой! Извините. Мне показалось, что мы и не расставались. Я ведь все время думала о вас.

— Что, понравился? — спросил он.

— Нет, не то. Я думала: приходить сегодня в парк или нет?

— А вы, Леночка?

— И я думала.

— Ну, раз пришли, значит, все в порядке, — заключил Дубровский.

— Поживем — увидим.

На щеках Валентины вновь запылал румянец. Она смущенно потупила взор, будто разглядывая камешек, который перекатывала по земле носком своего потрепанного, видавшего виды башмачка.

— Вот и прекрасно. Пошли в кино, а то ведь так и опоздать можно.

— Пойдемте. А вы думаете, мы достанем билеты? — спросила Валентина, обрадованная переменой темы разговора.

— Конечно, достанем, — серьезно проговорил Дубровский, извлекая из кармана билеты. — Вот они. Двадцать первый ряд. Шестое, седьмое и восьмое место…

— Ну, тогда все в порядке. — Валя облегченно вздохнула. — А то мы с Ленкой, наверно, год уже в кино не были. Помню, последний раз кинофильм «Истребители» видела.

— А здесь, у немцев, неужто ни разу не ходили? — недоуменно спросил Дубровский.

— Не-ет! Денег жалко. Да и не с кем.

— Тогда я рад вдвойне, что пригласил вас в кино. Вскоре они уже сидели на своих местах, наблюдая, как быстро заполняется кинозал.

— А двадцать первый ряд — это к счастью, — сказала Лена.

— Почему? — не понял Дубровский.

— Очко, значит. Без перебора.

— Неужто вы в очко играете?

— Не-ет. Это у нас во дворе мальчишки играли. От них я про это узнала.

— То-то. Не пугайте меня раньше времени.

Неожиданно в зале погас свет. На экране засверкали титры.

Началось еженедельное кинообозрение. Возникли Бранденбургские ворота. Адольф Гитлер в черном кожаном реглане вышел из шикарного автомобиля и картинно вскинул руку. Начался военный парад. По обе стороны Унтер-ден-Линден стояли толпы народа, впереди инвалидные коляски: ветераны войны приветствовали боевую смену. Печатая шаг, проходили бравые молодцы — воспитанники «Гитлерюгенд», катились танки, мотопехота. Потом Гитлер обходил строй колясок, дружелюбно беседовал с инвалидами.

В течение пятнадцати минут экран убеждал зрителей в скорой победе над всеми врагами великой Германии. Немецкие танки врывались в охваченные пламенем населенные пункты, гремела артиллерия, с закатанными по локоть рукавами шли по полям сражений загорелые, запыленные немецкие парни. Траншеи и артиллерийские позиции усеяны трупами русских, всюду исковерканные орудия. Изможденные лица военнопленных.