Владимир Беляев - Чекисты. Книга вторая

— Пиши. Операция закончена. Бандиты Хмары, посланные в Манявский скит, за исключением Смока, захвачены живьем. Смок, отстреливаясь, ушел в сторону Богородчан. Наши потери: убит рядовой Кинаш, я легко ранен. Жду ваших распоряжений. Все.

Паначевный, кусая от боли губы, лег на траву.

Дежурный принес эту шифровку полковнику Прудько. У полковника сидел Загоруйко.

— Весточка от Паначевного! — говорит дежурный:

Прудько пробежал глазами шифровку и вздохнул.

— Скорее санитарный вертолет туда… Бедный Кинаш! И года не прослужил… Ну, теперь этот Смок нам беды наделает.

В ночь накануне операции, которая должна была решить судьбу банды Хмары, Кравчук долго не мог заснуть. Он снова и снова проверял каждый свой сделанный шаг, мысленно контролировал любое слово, сказанное Хмарой. Не попытается ли он выскользнуть из подготовленной ему западни? Не все, что думал и делал скрытный, очень осторожный бандитский вожак, с детства воспитанный украинскими иезуитами-униатами, было понятно Кравчуку. Почему он не приютил его, заграничного курьера Дыра, в своем командирском бункере? О чем шепчутся они там часами под землей с Реброрубом и Смоком, не приглашая туда Кравчука?

Жизнь Кравчука, подростка-рабочего, воспитанного Советской властью, была с самого начала честной и открытой. Школа фабрично-заводского ученичества и работа потом на Первомайском машиностроительном заводе в Бердянске, потом пограничные войска. Всегда он был честным и откровенным парнем. Его бросали с одной границы на другую. Три года провел он на западной границе в селении Исаковцы, где сходился стык тогдашней польской и румынской границ. Ему приходилось присутствовать на первых допросах задержанных нарушителей границы, и вот тогда-то, еще до войны, Кравчук стал изучать зарубежные центры украинских националистов, повадки их агентуры, их демагогические, шумные лозунги, бессмысленные по своей сути, ибо что могли противопоставить эти жалкие отщепенцы воле всего народа?

…Когда в 1938 году Кравчука мобилизовали в органы государственной безопасности, он делал все, чтобы остаться в пограничных войсках: настаивал, упрашивал, пробовал даже заболеть. Работа на границе ему казалась честной, благородной, полной отваги и солдатского риска. Потому-то с гордостью он носил все эти годы свою зеленую фуражку. Он встречал врагов лицом к лицу, видел их оружие, антисоветскую литературу и понимал: тут ошибок при определении опасности того или иного задержанного быть не могло. Раз ты уже решился перейти границу, да еще с оружием в руках, то этим самым подписал себе приговор. Там же, в тылу страны, происходили вещи странные и непонятные. Эти и другие размышления, живая тревожная жизнь на границе мешали Кравчуку с легким сердцем переменить цвет петлиц и переехать в Киев. Но дисциплина была дисциплиной. Немного спокойнее стало, когда ему поручили изучать тактику и состояние зарубежных националистических центров. Жил он в Киеве на бульваре Шевченко, а мысленно все время находился то в Варшаве, то в Праге, то в Берлине, то во Львове и в других городах, где свили себе гнезда националисты. Он знал их вожаков по именам и фамилиям, знал их повадки и привычки, их псевдонимы, наблюдал за их переездами и постоянно меняющимися контактами с представителями иностранных разведок.

И как все эти знания многих, тщательно скрываемых тайн украинского национализма, помогли Кравчуку, когда сразу же после освобождения Западной Украины его в составе особой министерской группы бросили в Черный лес на разгром оставленной там гитлеровцами “пятой колонны”!

Конечно, по сравнению с теми вожаками, которые тогда орудовали в Черном лесу, оставленный здесь “на развод” Хмара был менее опасен. Тот же Кравчук вместе с Березняком и Кучмой могли бы его запросто физически ликвидировать, но было ясно: мертвый Хмара будет куда опаснее живого, потому что тайны, унесенные им в могилу, придется распутывать еще годами.

Хмару надо было брать живым, и только живым!..

С этой мыслью, не выспавшись как следует, Кравчук поднялся рано утром на полянку. В лесу еще было прохладно. Боевики Хмары, стоя на широко раздвинутых ногах, занимались физзарядкой. Другие, сбросив рубахи, мылись у поточка.

Кучма подошел к Кравчуку и тихо шепнул:

— Ночью ходил на бродкасты. Все передано!

Кравчук кивнул головой…

Многое видел полковник Прудько за эти первые послевоенные годы в разных областях Западной Украины, где свирепствовали оставленные здесь гитлеровцами бандеровцы.

Вот почему бессонными были его ночи с той минуты, как ушел подполковник Кравчук в банду Хмары. Сейчас, когда была получена от Кравчука весточка, что осталось сделать последний шаг, чтобы “закрыть” навсегда и эту банду, Прудько собрал все силы, чтобы закончить дело Черного леса.

В шифровке, которую протянул ему дежурный райотдела Комитета государственной безопасности в Яремче (так теперь стали называться бывшие органы министерства), было сказано коротко:

“Сегодня пять утра заболел путевой обходчик будке сто сорок восемь зет”.

“Ага, значит сто сорок восьмой километр!” — сообразил Прудько и сразу, подойдя к оперативной карте, нашел это место. Потом он позвонил по вертушке генералу Гребкову и, узнав в трубке голос своего старого знакомого, бывалого пограничника, сказал:

— Кузьма Евгеньевич, дорогой! Прудько говорит! Мне завтра, очевидно, могут понадобиться твои зеленые фуражки. Подсоби, друг!

На следующий день поутру в Карпатах появилась дрезина с пограничниками.

Горы с обеих сторон окаймляли железнодорожное полотно. Загорелые обстрелянные ребята, посланные сюда по приказу Гребкова, сжимали автоматы.

Мчалась дрезина. Уже близок был сто сорок восьмой километр, как вдруг в моторе раздался треск, и дрезина сразу сбавила ход. Моторист припал к двигателю.

— Что такое, Косюра? — спросил старший лейтенант, командовавший пограничниками.

— Никак не пойму, — протянул в отчаянии пограничник, которого назвали Косюрой.

— Эх ты, тяпа! — процедил командир и приказал: — Сумеешь отремонтировать — догоняй. А все остальные — бегом, товарищи! Опоздать нельзя!..

…По узким каменистым тропам брели Черным лесом бандиты.

Мрачный насупленный Хмара вел своих боевиков, пробираясь сквозь орешник, минуя гранитные скалы, природные известковые пещеры.

“Если удастся подорвать эшелон, и поживиться будет чем, и слава с нас разнесется далеко за Карпаты, будут знать колхознички, что живы еще мстители, опять перестанут дежурить в селах милиционеры, легче будет заготовлять продукты”, — думал Хмара.