Владимир Беляев - Чекисты. Книга вторая

За всю его жизнь не было более приятного и радостного, освобождающего от сомнений и терзаний разговора, чем тот, который вел Березняк над быстрым поточком полушепотом с Кравчуком. Чтобы не привлекать внимания бандитов, он то и дело ополаскивал грудь и руки холодной горной водой, запоминая каждое слово, которое в устах Кравчука звучало теперь как военный приказ.

Многое теперь зависело от того, удастся ли ему постепенно заменить все патроны в бандитских автоматах и пистолетах теми вареными, которые принес и закопал неподалеку от бандитского лагеря в известном им вдвоем тайнике Кравчук.

На оперативном совещании у полковника Прудько лежал теперь на столе план тайника Хмары, скопированный Березняком. Это была большая удача! Сколько неразгаданных еще тайн хранилось за этим простым и очерченным листком бумаги! Сколько человеческих жизней можно было спасти и сколько врагов обезвредить, прежде чем они навредят людям, желающим жить мирно.

— Мы получили этот план сегодня вечером через “контактный пункт” возле Пасечной от наших товарищей, которые находятся сейчас в банде Хмары, — объявил Прудько. — В записке Кравчука сообщается, что в любую минуту Хмара может либо перепрятать все то, что хранится у него в тайнике, либо вообще уничтожить эти документы. Ну, а допустим такое: в перестрелке с нами Хмара гибнет. Новый тайник остается нераскрытым либо известным только кому-нибудь из его доверенных лиц. Тогда мы снова долго не будем знать о корнях, которые оставили бандиты на нашей земле, об их резидентуре, их запасной сетке. Каков же вывод, я вас спрашиваю?

— Разрешите, товарищ полковник? — поднялся Загоруйко. — Мне кажется, тайник надо брать немедленно.

— Брать или… узнать все, что скрывается в тайне до захвата Хмары, узнать и оставить как бы нетронутым, чтобы их не всполошить до поры до времени? — поправляет майора Прудько.

— Я думаю, надо… сперва узнать, но очень осторожно…

— Вот так-то вернее, — согласился полковник, — а об этом мы потолкуем уже отдельно. — И, обращаясь к присутствующим на совещании, попросил: — Не расходитесь, товарищи. Повремените…

Уже продолжительное время, оставшись наедине в зале, где проходило совещание, беседовали Загоруйко и полковник. Прудько по-отечески обнял Загоруйко и сказал:

— Смотрите, дело добровольное, и я вас не принуждаю. Я думал было послать туда Паначевного — он холостяк, а у вас семья…

— У Кравчука тоже семья, дети, — заметил майор, — но он сейчас подвергается большой опасности. А я когда-то сапером был.

— Это верно, — согласился полковник. — Но помните: этот план, добытый Березняком, только ориентир, доверять ему полностью нельзя.

…Глухие раскаты грома сотрясали Черный лес на близких подступах к Сонному урочищу, а быстрые молнии то и дело вырывали из темноты мокрые стволы колеблемых ветром высоких буков, потоки сильного косого дождя и далекую скалу, где был скрыт тайник Хмары.

Долго ползали по мокрой земле Загоруйко и его солдаты из оперативной группы.

Они задержались у столба с выжженным номером “152”, сделанным лесным обходчиком, и Загоруйко, сверив под плащ-палаткой при свете фонарика это место с указаниями на плане, тушит фонарик и шепчет солдатам:

— Я ползу дальше, а вы сторожите здесь. Если охранники пойдут проверять тайник, — хватайте их тихо. Без выстрелов. И полная тишина!

Он ползет дальше. Очень осторожны движения Загоруйко. Пальцы его легко ощупывают каждое препятствие на пути, каждый прутик

В колыбе неподалеку от Сонного урочища был расположен пункт охраны тайника Хмары, в котором обычно денно и нощно дежурили бандиты. Вот и сейчас, несмотря на грозу, бушующую над Карпатами, и гулкие раскаты грома, там лежали на мокрой соломе, укрывшись с головой плащ-палаткой, Орест и Джура. Ручейки воды, просачиваясь сквозь щели и ветки, стекали внутрь. Джура зажег под палаткой фонарик, глянул на часы и сказал:

— Уже половина первого. Надо проверить.

Удар грома заглушил его слова.

— Куда ж ты пойдешь в такую грозу? — пробурчал сонный Орест.

— Надо пойти, — сказал Джура, вытягивая из-под брезента автомат…

Долго полз к скале майор. При свете молнии становилось на миг видно его суровое, мокрое, напряженное лицо, а потом только по легкому шороху можно было узнать его путь по Черному лесу.

Держа в руках автомат и набросив плащ-палатку, вышел из колыбы Джура, и струи дождя сразу ополоснули его небритое лицо. Он шагнул было в темноту дождливой ночи, то и дело перемежаемую вспышками далеких и близких молний, но потом, видимо, заскучав по относительному уюту колыбы, вернулся обратно.

— Ну що, порядок? — спросил Орест.

— Какая холера туда полезет в такую пору? — бросил Джура, укладываясь на солому.

Тем временем, обнаружив тайник, Загоруйко осторожно шарил в промокших листьях под скалой. Он разъединил проволочки, ведущие к минам, и наконец вытянул похожий на термос бидон.

Зигзаги молний, пробегая по обланому небу, освещали его обратный путь.

…То, что хранилось в этом заржавленном бидоне, можно было посмотреть только в старой, давно покинутой сторожке лесника. Солдаты оперативной группы занавесили ее окошечко плащ-палаткой. Вокруг сторожки выставили часовых на тот случай, если Хмара обнаружит столь неприятное соседство. При свете свечей техники из Станислава, знакомые с искусством быстрой пересъемки документов, раскладывали их по очереди на столе и, нацеливая на них объективы фотоаппаратов, то и дело щелкали “блицами”. По мере того, как документы переснимались, Загоруйко в обратном порядке засовывал их в заржавленный бидон, стараясь соблюдать малейшую осторожность, чтобы Хмара не заметил “вторжения” посторонних в бидон. Если техники медлили и у них не ладилось, Загоруйко быстро пробегал взглядом документы.

И даже при беглом ознакомлении с ними он понял, что далеко не все свои тайны, особенно по сетке “Олегов”, доверил Хмара Кравчуку. Во Львове, в Станиславе, в Драгобыче понатыкал он своих замаскированных агентов, живущих на легальном положении, проникающих в советские организации, учреждения, учебные заведения. Они льстили доверчивым руководителям, прикидываясь активистами, подкупали и спаивали нестойких простофиль и вели исподтишка атаку на язык народа, которым писал Ленин, и не подозревали того, что в эту грозовую ночь станет известно чекистам их подлинное лицо.

И как ни тяжело ему было совершать обратный путь к Сонному урочищу по грязи, по мокрой траве, чтобы положить бидон в сохранности на старое место, Загоруйко понимал, что одна такая ночь, как бы ни была она опасна и трудна, стоит многих месяцев, а то и лет напряженной, кропотливой чекистской работы.