Владимир Корчагин - Конец легенды

– Можно и здесь.

– Нести сюда хворост?

– Сначала сухих листьев, тонких веточек.

– Сена?

– Ну и сена немножко.

Костер разгорелся быстро. Тонкие золотистые змейки проворно вскарабкались по сухим сучьям. Веселый треск огня мгновенно пронизал кучу валежника. И вот уже шипящие космы пламени взметнулись высоко вверх.

– Огонь… – Норма опустилась на колени, протянула руки к костру. – Как мне недоставало его в долгие холодные зимы! Особенно по ночам.

Денис поправил горящие сучья, подсел ближе к ней.

– Как же вы спасались от стужи?

– Спасалась, как могла. Надевала на себя все, что у нас осталось, с головой зарывалась в сено. Холод еще не самое страшное, что пришлось пережить. Страшнее было одиночество, сознание того, что ты одна. На всем острове, во всем океане! Я потеряла уже всякую надежду увидеть человека. А вот теперь… – она метнула на Дениса взгляд, полный нежности.

Денис обнял ее за плечи.

– Ой, смотрите, смотрите! Это Ника несет вам угощение. Боже, она дарит вам даже свою любимую красную тряпочку! Чем вы так покорили ее, Денис?

А полчаса спустя они шли, взявшись за руки, по пронизанному солнцем лесу в сторону Китового мыса. И. Денис забыл о всех своих бедах, всех опасениях и тревогах. День вновь промелькнул для них как одно мгновение. Но когда наступил вечер, Норма опять погрустнела.

– Вы снова уходите от меня, Денис? Но почему?

– Мне трудно объяснить, Норма… – Денис потер лоб. В самом деле, почему он должен расстаться с этой милой любящей девушкой и идти к людям чужим, готовым на любую подлость? Дело было, конечно, не в немцах. Но не мог он вот так сразу покинуть Эвелину, бросить ее на произвол судьбы в логове этих негодяев. К тому же надо было думать и о судьбе острова. Борьба за его будущее при любых обстоятельствах обещала быть очень непростой, и потерять журналистку как союзницу в этой борьбе было бы непростительной ошибкой. Словом, решить вопрос о немедленном уходе из лагеря оказывалось не так легко. Однако и оставаться в нем дальше, обрекая Норму на опасности, было бы по меньшей мере глупо. Что же делать? Разве предложить Эвелине просить Норму приютить ее в пещере? Что ж, это, пожалуй, выход. Сегодня же он и поговорит с журналисткой об этом. А пока… Он снова глянул в ждущие, полные недоумения глаза девушки. – Да, мне трудно объяснить это, Норма. У нас в лагере сложные взаимоотношения, в двух словах не расскажешь. Кроме того, мне приходится решать еще один вопрос… О судьбе этого острова. Но обещаю вам – еще несколько дней, и…

– И вы останетесь со мной? На все время?

– Если вы ничего не будете иметь против.

– Вы еще сомневаетесь в этом?! – она обвила руками его шею, прижалась лицом к груди. – Нет, я не отпущу вас туда. Мне страшно!

– Ну, что вы, Норма, ведь столько лет…

– Я не об этом. Мне страшно за вас, за вашу жизнь. Вы еще не знаете, что этот немец… Я не хотела говорить. Но надо, чтобы вы знали. Он убил вашего товарища.

– Жана?!

– Да. Он убил его и сбросил в океан, я видела. Это было неподалеку от нашего бывшего домика. А я… У меня не оказалось под рукой даже камня. И я сама чуть не умерла от страха. Я не могла ни есть, ни спать. Мне казалось, что каждую минуту он может расправиться и с вами. С тех пор я не расстаюсь со своим ножом и стараюсь все время быть поближе к вам. Но вот сейчас вы уходите от меня. А у меня такое предчувствие…

– Это в последний раз, Норма. Хорошо, что вы рассказали мне о Жане. Завтра я уйду из лагеря.

– Мне надо серьезно поговорить с вами, мисс Эвелина, – сказал Денис, когда вечером этого дня они вновь уединились неподалеку от лагеря.

– Мне тоже, – ответила журналистка, не скрывая досады. – Но сначала послушаем, чем порадуете вы.

– Радости мало. Сегодня я узнал, что Жан убит. И убил его Курт.

– Я была почти уверена в этом. Можно только поражаться вашей беспечности. Я не раз предупреждала вас. Но то, что вы делаете теперь… Это, простите, даже не ротозейство, это самоубийство. Меня не интересуют ваши сердечные дела. Но зачем вы сами лезете в петлю?

– Что вы хотите этим сказать?

– Присутствие других людей на острове, я знаю, чрезвычайно беспокоило немцев. А сегодня вы позволили им выследить вас и убедиться, что это всего лишь один-единственный человек, да к тому же женщина.

– Как? Они видели ее? Узнали дорогу к ее жилищу?

– Они узнали все, что им было нужно. И даже не сочли нужным скрывать это от меня. Так что зря вы вчера так упорно скрытничали.

– Да, мне еще вчера следовало рассказать вам все. Эта девушка…

– Мне безразлично, кто она и какие чувства вы к ней питаете, – перебила журналистка. – Но как можно было так просто вывести немцев к ее пещере! Видели бы вы, как ликовали они после такого открытия! Ведь это было последнее препятствие, которое могло бы помешать им расправиться с вами. А теперь? Страшно подумать, что может теперь произойти…

– Я не смог сказать вам вчера, потому что меня просили хранить тайну, я был связан словом. Теперь ситуация изменилась, и вы должны выслушать меня. Помните, незадолго до катастрофы старик Грей рассказывал нам о таинственном исчезновении семейства Томпсонов?

– Тех, что были высажены на какой-то остров?

– Они были высажены здесь, на этом острове…

– Что?! Значит, тот остров-призрак, о котором спорили подвыпившие моряки, и наша плавучая тюрьма…

– Один и тот же феномен, мисс Эвелина. Мы повторили судьбу Томпсонов.

– Но в таком случае… Нет, не могу поверить!

– И тем не менее это так. Именно сюда, к этому острову, причалила в тот роковой день яхта «Даная». Именно здесь Джордж Томпсон навязал брату иезуитское пари, в силу которого тот остался с семьей на острове и…

– И, надеюсь, вы не станете утверждать, что они живут здесь до сих пор? – перебила журналистка.

– Нет, не стану. М-р и миссис Томпсон умерли больше двух лет назад. А вот дочь их, мисс Норма, живет здесь до сих пор.

– Вот оно что! Так это ее видели вчера немцы? У нее вы проводите время? Ну, что же…- горько усмехнулась Эвелина. – Как она здесь устроилась, как ей живется? Она по-прежнему хороша собой?

– Бесподобна! Я никогда не видел…

– Все ясно! Можете не продолжать. Ужасно романтичная история!

– Дело не в романтике. Ей очень трудно одной. А теперь и не безопасно, как сами понимаете. Знаете что, мисс Эвелина, давайте уйдем от этих негодяев, попросим Норму приютить нас в ее жилище.

– Вы смеетесь надо мной, м-р Крымов?

– Нет, почему же?

Журналистка гордо выпрямилась.

– Потому что, во-первых, я женщина, во-вторых, – американка. И скорее соглашусь делить кров с негодяями, чем поклонюсь другой женщине, которая успела показать свое отношение ко мне.