Джефф Лонг - Преисподняя

— Ну а дальше? — торопил Персивел.

— Существует два объяснения, — продолжал де л'Орме. — Основателем анатомии и судебной антропологии был, конечно, Леонардо. Он располагал временем — и трупами, — чтобы экспериментировать с различными способами распятия.

— Это смешно, — сказал Персивел.

— Другое объяснение: мы имеем настоящую жертву распятия, — рассказчик сделал паузу, — но еще живую в тот момент, когда изготовили плащаницу.

— Что? — удивился Мустафа.

— Да-да! — подтвердил де л'Орме. — Этот любопытный факт мне помогла установить Вера. На полотне — никаких продуктов разложения. Более того, Вера сообщила мне, что отпечатки ребер смазаны, как если бы человек дышал.

— Ересь! — прошипел младший доминиканец.

— Не ересь, — возразил де л'Орме, — если допустить, что здесь изображен не Иисус.

— Но это он!

— Тогда еретик — вы, святой отец. Ибо вы поклоняетесь какому-то титану.

Наверное, доминиканец никогда в жизни не бил слепого, но по его оскалу было видно, что он готов это исправить.

— Вера его измерила. Два раза. Рост у этого человека шесть футов и восемь дюймов.

— Глядите-ка, крупный парень, — вставил кто-то. — Как же так?

— Разумеется, — сказал де л'Орме, — евангелисты непременно упомянули бы о таком огромном росте Христа.

Старший доминиканец уже шипел.

— Теперь, думаю, самое время открыть наш секрет, — сказал де л'Орме Вере.

Он положил руку на ее кресло, и Вера подвела его к столу. В руках у нее была картонная коробка, из которой слепой вынул маленькую пластмассовую статуэтку Венеры Милосской. Он едва ее не уронил.

— Помочь? — предложил Бранч.

— Нет, спасибо. Вам лучше держаться подальше.

Де л'Орме и Вера напоминали сейчас двух школьников, ставящих научный опыт. Де л'Орме достал из коробки стеклянную банку и кисточку. Вера расстелила на столе кусок ткани и надела пару резиновых перчаток.

— Что это вы делаете? — сурово спросил доминиканец.

— Ничего опасного для вашей плащаницы, — ответил слепой.

Вера отвинтила у банки крышку и опустила туда кисточку.

— Наша «краска», — объяснила она.

В банке была тщательно просеянная пыль тускло-серого цвета. Де л'Орме взял Венеру за голову, а Вера аккуратно припудрила ее пылью.

— А теперь — улыбочку. Снимаем, — сказал де л'Орме Венере.

Вера осторожно взяла статую за талию и стала держать в горизонтальном положении над расстеленной тканью.

— Это недолго, — уверила она.

— Скажи мне, когда начнется, — попросил де л'Орме.

— Уже, — сообщил Мустафа.

На ткани начало появляться изображение Венеры. Это был негатив. Постепенно прояснились детали.

— Это опровергает все! — заявил Фоули.

Персивел не желал верить. Он стоял и тряс головой.

— Радиация попадает на одну сторону ткани и создает изображение. Если подержать статуэтку достаточно долго, ткань потемнеет. Если поднять ее повыше — изображение получится крупнее. Если я подниму ее совсем высоко — миниатюрная Венера превратится в гиганта. Вот и объяснение росту Христа на плащанице.

— Наша «краска» — редкий изотоп ньютоний, — сказала Вера. — Существует в природе.

— И чтобы изготовить вот эту подделку, вы им намазались — да еще нагишом? — спросил Фоули.

— Да, — подтвердил де л'Орме. — С помощью Веры. Должен сказать, мужскую анатомию она и так знает.

Старший доминиканец, казалось, вот-вот обсосет эмаль с зубов.

— Но она же радиоактивная! — сказал Мустафа.

— Честно говоря, благодаря изотопам мой артрит на несколько дней приунялся. Я уж думаю — может, я наткнулся на подходящее лекарство и еще задержусь на этом свете.

— Глупости! — взорвался Персивел, словно вспомнив, какой занимает пост. — Если все так обстоит, мы бы обнаружили радиацию.

— На нашей ткани вы ее обнаружите, — признала Вера. — Но только потому, что на нее просыпалась пыль. А если бы мы были поаккуратнее и не прикасались к полотну, на нем не осталось бы ничего, кроме изображения.

— Я побывал на Луне и вернулся на землю, — сказал Персивел. Когда Персивел ударялся в воспоминания о своих лунных заслугах, это означало, что он дошел до точки. — Но никогда я не сталкивался с таким свойством минералов.

— Просто вы никогда не спускались под землю, — объяснил де л'Орме. — Хотел бы я, чтобы это было мое открытие. Но уже много лет шахтеры рассказывают о том, что на ящиках и вагонетках появляются фантомные изображения. Вот вам и объяснение.

— То есть, по вашим же словам, на поверхности есть только следы этого вещества, — не сдавался Персивел. — Вы утверждаете, что люди недавно обнаружили светящийся порошок в количестве, достаточном для того, чтобы создать подобный эффект. Так как же мог средневековый мошенник заполучить его столько, чтобы намазать целое тело и создать плащаницу?

Де л'Орме нахмурился:

— Но я вам уже сказал, что это не Леонардо.

— Вот чего я не понимаю, — Десмонд Линч взволнованно стучал тростью, — для чего? Для чего такие крайности? Неужели это просто чья-то шутка?

— Дело опять же касается власти, — ответил де л'Орме. — Подобная реликвия, да еще во времена таких суеверий? Когда целые церкви увлеклись чудодейственной силой простой щепки от Креста. В тысяча триста пятидесятом году Европу потрясло обретение реликвии — Плата Вероники. Вы знаете, сколько святых реликвий ходило в те дни в христианском мире? Крестоносцы возвращались домой со всевозможными военными трофеями. Среди мощей и Библий, принадлежавших святым мученикам, были и молочные зубы Иисуса, и его крайняя плоть — даже семь, если быть точным! — и столько щепок от Святого Креста, что хватило бы на целый лес. Конечно, в ход пошла не только плащаница, но она была самой могущественной. Что, если кто-то вдруг решил сыграть на легковерии невежественных христиан? Это мог быть Папа, король или просто талантливый художник. Что может быть чудеснее, чем запечатленное в натуральную величину тело Христа, изображающее его после крестных мук и перед Вознесением? Искусно выполненное, цинично разрекламированное — с помощью такого изделия можно изменить ход истории, или нажить состояние, или править умами и душами.

— Да бросьте вы, — жалобно сказал Персивел.

— А что, если цель была именно такая? — настаивал де л'Орме. — Что, если он намеревался проникнуть в культуру христианства через свое собственное изображение?

— Он? Чье «свое» изображение? — спросил Десмонд. — Вы кого имеете в виду?

— Того, разумеется, кто изображен на плащанице.

— Отлично, — рыкнул Десмонд. — И кто же этот негодник?

— Посмотрите на него, — предложил де л'Орме.

— Да мы и смотрим.

— Это — автопортрет.

— Портрет обманщика, — сказала Вера. — Он намазался ньютонием и встал перед полотном. Намеренно прибег к столь искусному обману. Примитивная фотокопия Сына Божьего.