Георгий Марков - Болгария - В поисках цезия

За пятнадцать минут до того как большие стенные часы в коридоре больницы пробили восемь часов вечера, состояние известного про­фессора-биолога Кирилла Родованова ухудши­лось. Пульс катастрофически падал.

Дежурный врач Васильев, встревоженный, поднял телефонную трубку и попросил соеди­нить его с главным хирургом. Мягкий бас док­тора Попова ответил:

— Иду!

Васильев вернулся в палату и, не отводя взгляда от лица больного, взял его руку, чтобы снова проверить пульс. Профессор дышал часто, словно задыхаясь.

Родованов, старик лет семидесяти, был слаб и сгорблен больше, чем люди в его возрасте. Его руки, лежавшие поверх одеяла, так высохли, что казалось, будто посиневшая кожа обтяги­вает одни кости. Из-за глубоких морщин его продолговатое, аскетическое лицо выглядело неприятным и суровым. Болезнь иссушила Родованова, и он стал похож на мертвеца.

Всего несколько дней назад это был совсем другой человек. Энергичный, бодрый, он вдох­новенно читал лекции, размахивая руками и подпрыгивая, как юноша, охотно шутил со сту­дентами и увлеченно, самозабвенно раскрывал перед ними тайны своей науки. Между прочим, он всегда говорил, что непременно доживет до девяноста лет. Родованов славился изумительной работоспособностью и неизменным оптимизмом, и поэтому всех удивила его неожиданная бо­лезнь — кровоизлияние в мозг, вызванное умст­венным перенапряжением. Состояние профессора непрерывно ухудшалось.

На спешно собранных консилиумах видных специалистов этот случай был признан почти безнадежным. Возможность спасти знаменитого ученого считалась ничтожной. Тогда его лече­нием занялся главный хирург больницы доктор Попов. Последним достижением науки было проведение при подобных заболеваниях сложной операции: вскрывали черепную коробку, пере­вязывали кровоточащий сосуд и производили радиоактивное облучение. Облучение было не­обходимо для успешного проведения операции, так как гамма-лучи, испускаемые со строго опре­деленной частотой, способствовали всасыванию крови.

Предоставленный заботам доктора Попова, Родованов был помещен в специальное отделе­ние больницы.

Васильев ходил около кровати, глядел на больного и размышлял: «Как неожиданно все получается! Еще вчера был здоров, работал, ни 6

о чем не подозревая, а сейчас умирает, и это конец!.. Наверное, он мечтал создать новую теорию, провести массу всевозможных исследо­ваний, но... Чего только не случается!».

Он вспомнил, как несколько лет назад, еще студентом первого курса, он сбежал с практиче­ских занятий по вскрытию — такое отвращение вызывали у него трупы. А сейчас? Даже очаро­вательная медсестра Антонова говорит: «Вы, доктор Васильев, оперируете с олимпийским спо­койствием».

Подумав об Антоновой, он улыбнулся и ска­зал про себя: «Какая замечательная женщина!»

Васильеву стало так хорошо, что он забыл о состоянии Родованова. В последнее время он все чаще думал о медсестре. Вначале он не об­ратил на нее внимания, но сейчас... Сейчас было иначе. Ее близость волновала Васильева, он не мог хладнокровно смотреть на нее и смущался, как мальчик.

Дверь с шумом распахнулась, и в палату быстро вошел доктор Попов в сопровождении посетителя, на плечи которого был кое-как на­брошен белый халат.

Главный хирург был настоящим исполином, с огромной головой, мохнатыми бровями и ред­кими седыми волосами. Он выглядел уверенным и спокойным, словно ему предстояло сделать что-то обычное, ничем не примечательное. Среди своих коллег доктор Попов пользовался двойст­венной репутацией — чудака и в то же время невероятно смелого человека, всегда готового пойти на риск. Пренебрегая элементарным бла­горазумием, он не раз рисковал своей карьерой врача. Эти качества сделали Попова очень популярным, а пациенты боготворили его. Больные говорили о нем так:

— Уж если и доктор Попов бессилен, то ни­кто больше не поможет!

Незнакомец, вошедший в палату вслед за док­тором Поповым, был в очках с золотой оправой, из-под которых тревожно глядели зеленоватые глаза. В отличие от доктора он покраснел от возбуждения, бородка у него нервно тряслась, как будто он только что закончил длинную, утомительную речь. Войдя, он бросился к боль­ному, склонился над ним и испуганно восклик­нул:

— Доктор, ему очень плохо!

Попов ничего не ответил, отбросил одеяло, поднял костлявую, посиневшую ногу профессора и ладонью начал постукивать где-то под коле­ном. Нога оставалась неподвижной. Затем глав­ный хирург спокойно произнес:

— Доктор Васильев, это ассистент профес­сора Родованова, кандидат биологических наук Симанский.

Незнакомец кивнул головой, протянул руку и быстро заговорил:

— Есть ли какая-нибудь надежда? Я еще хочу надеяться, но все убеждены, что профессор не проживет и трех дней. Его супруга в отчая­нии... И как это он разболелся именно сейчас! Он так необходим науке... Доктор, вы должны спасти его!

Симанский говорил взволнованно, и было видно, что он сильно переживает.

Васильев вопросительно взглянул на Попова. Он знал, что главный хирург не выносит сенти­ментальной болтовни, и ожидал резкого ответа.

— Товарищ Симанский,— сказал Попов, вни­мательно глядя на него и отчеканивая каждое слово,— мы сделаем все необходимое. Прави­тельство озабочено состоянием профессора. Дол­жен сказать, что в его возрасте при этой болезни надежда на спасение невелика. Как вам известно, мы ожидаем прибытия из Советского Союза самолета с радиоактивным цезием. Без него мы ничего не можем сделать. Если самое позднее через десять часов операция не начнется, все усилия будут напрасными. Мне кажется, теперь вам все ясно?

Симанский почтительно выслушал объяснения и сказал:

— С профессором мы всегда были вместе. Некоторое время я даже жил у него и стал почти членом их семьи! От имени супруги про­фессора очень прошу вас разрешить мне остать­ся на ночь здесь, у его постели. Я хочу присут­ствовать при операции и, если понадобится, чем-нибудь помочь...

— Едва ли будет нужда в вашей помощи,— снисходительно ответил Попов.

— Но все же... профессор меня всегда звал, когда болел...

— Ну, если вы так настаиваете, оставай­тесь,— согласился главный хирург.— Сожалею, что не могу предложить вам поужинать, так как из кухни все уже ушли. Да и ваше самопожертвование будет полнее, если вам придется немного поголодать,— иронически добавил он.