Александр Мартынов - Подкова на счастье

Лешка оказался лёгким. Нет, Тимка, наверное, и так снял бы его без труда. всё-таки парень был на два года младше и тоньше намного. Но в этой лёгкости было что-то нехорошее. Столько не может и не должен весить двенадцатилетний мальчишка… "У него, наверное, рак вдобавок, — с жалостью и испугом подумал Тимка, устраивая Лешку на подстилке и откидывая полиэтилен. Он знал, что раком нельзя заразиться, но всё-таки ощутил неприятный холодок. — Ну, по крайней мере, он живой, — успокоил себя Тимка. В теории он знал, что умершие люди резко и мгновенно тяжелеют. — Но, наверное, от этого нельзя вылечить уже, — размышлял он, поглядывая вокруг. — Умрёт… Только бы не у меня на руках!"

Мысль была трусоватой, Тимке стало стыдно. И ему не хотелось верить, что бог — или боги, или какая-то сила! — могут наказать ребёнка за то, что его отец был подонком. Или могут? Это же несправедливо! Или справедливо? Тимка вспомнил, что и у дяди погиб сын — Максим… Так что же? "Это же получается настоящее зверство, а разве Бог — зверь?!" — вспомнились ему слова одной из немногих прочитанных книг. (1) И вздохнул. Нет, он ничего не понимал и не мог с этим согласиться, хотя какая-то справедливость — жуткая и обрекающая — в этом была. Такая же холодная и бездушная, как сходящая лавина — ничего личного, как говорят в американских кино…Но разве от этого легче мальчику?

Это были необычные мысли. Тимка помотал головой, чтобы прогнать их, поправил подстилку под Лешкой и начал собирать дрова для костра — и заварить чай. В лесу можно найти сушняк даже после самого сильного дождя, так что скоро Тим выстроил классический «шалаш» с опорами для котелка и, запалив растопку парой ударов кремня по кресалу, гордо хмыкнул.

Вода в ручье оказалась как обычно — чистой и холодной. Её даже кипятить не хотелось, но Тим уже усвоил, что чай утоляет жажду лучше обычной, даже холодной, воды. Он повесил над огнём котелок, проверил, не упадёт ли «конструкция» в огонь, бросил Грому ещё рыбы и решил выкупаться, пока вода закипит.

Вода в пруду была тёплая и попахивала цвелью и торфом. Сразу от берега начиналась глубина и, когда Тим нырнул на середине, то ощутил холод и не увидел дна. Солнце прогрело только верхние слои бурой воды, а ниже… Тимка ещё раз кувырнулся и ради чистого интереса пошёл на глубину — пока не кончился воздух в лёгких. Он пронырнул метров девять, солнце наверху казалось красноватым пятном, а вокруг — темнота и холод. Тогда Тимка пошёл вверх и вскоре вернулся в летний дневной мир. Но плавать уже не хотелось, и он поспешно выбрался на берег, вздрагивая, побрёл к костру…

…и увидел, что Лёшка смотрит на него, чуть приподнявшись на локте.

Почему-то Тимка очень смутился. Может быть, в глубине души он воспринимал Лешку, как мёртвый груз, который надо поскорей доставить по месту и забыть о нём. Но у «груза» оказались густосиние глаза, растерянные и недоумевающие. Под этим взглядом Тимка подошёл, сел, скрестив ноги, у костра и, плечами отгоняя комаров, протянул к огню руки. В общем-то, конечно, Лешку этого можно было понять. Он вырубился где-то в городе, может, даже за границей. А открыл глаза в лесу, около костра, в компании коня, пса и незнакомого старшего мальчишки, который голышом уселся у костра. Неизвестно, что он подумал, но заговорил очень вежливо:

1. В. Каплан. "Круги в пустоте".

— Прости, а где я?

— Едешь лечиться, — пояснил Тим, доставая заварку. — Тебе чай можно?

— Мне теперь, наверное, всё можно, — Лёшка сел удобнее, и Тим обратил внимание, что даже от этого непродолжительного движения он побледнел и вспотел. А Лёшка добавил просто: — Я умираю… — и тревожно посмотрел на Тимку. — Тебе папа не давал лекарств?

— Нет, — покачал Тим головой, потирая руки, чтобы не было видно, как они дрожат. — А что, тебе больно?

— Мне как раз уже нет, — сказал Лёшка. — Но папа всё равно пичкает… разным. На что-то надеется, — и он улыбнулся. — А мне неохота… — он почему-то не спрашивал больше ничего — ни как Тимку зовут, ни где они, ни к кому едут лечиться. — Я уже скоро умру, обидно же последние дни провести так глупо, под наркотиком… Тут красиво. Я когда проснулся, то думал, что я уже… — он не договорил и попросил: — Можно мне чаю тоже? Только без сахара.

— Конечно, — Тимка протянул Лешке свою кружку, в которую не успел положить сахар. — Погоди только, пусть настоится…

— Ага… А ты кто? — спросил Лешка наконец.

— Племянник Вячеслава Тимофеевича, Тим меня зовут, — Тимка протянул руку и пожал Лёшкины пальцы. — Вячеслав Тимофеевич… он друг твоего отца.

— Я его помню, — кивнул Лёшка, дуя на чай. — У него был сын Максим… и погиб. А он сам потом уехал. Я ещё маленький совсем был… А нам долго ехать? — он отхлебнул, сглотнул. — Я давно не пил чая, — и вернул кружку. — Ты прости, но меня теперь будет тошнить. Я уже давно ничего не ем и почти не пью, только внутривенно… так надоело… — он поморщился. — А чаю очень хотелось.

Тим, не вытирая кружку, отхлебнул сам. Гром подошёл с другой стороны и бухнулся рядом с Лёшкой. Тот чуть повернулся и, просияв, опустил руку на загривок пса. Гром буркнул и, закрыв глаза, устроил голову на Лешкином бедре. Тимка ткнул пса ногой:

— Задавишь, ты.

— Нет, пусть, — попросил Лешка. — У нас таких никогда не было… Какой пушистый, кто он?

— Гром, — пожал Тимка плечами.

— А порода?

— А чёрт его знает, — Тимка поймал себя на мысли, что ведёт себя как-то нарочито взросло, как "крутой мужик". Стало смешно. — Пёс. Нашей породы. Вот и всё.

— А нам долго ехать? — спросил Лешка, поглаживая Грома. — Там больница?

— Недолго, ещё сутки где-то… Нет, не больница. Просто живёт одна женщина… — Тим подумал и добавил: — Она тебя точно вылечит. У неё сейчас один парень, серб. Его привезли вообще никакого. Под наркотой. А сейчас всё нормально.

Конечно, он не знал, как там — нормально или нет. Ведь даже Игорь пока не вернулся, не рассказал, как и что. Но подбодрить Лёшку хотелось. Тот кивнул и сказал:

— Ты меня всю ночь вёз? Ты поспи, если хочешь, а я покараулю. Мне не скучно, я привык один…

— Посплю, — согласился Тимка. И спросил: — А твой отец — он кто?

— Бизнесмен, — ответил Лёшка, трепля Грома за ухо. — Мы богатые, без хвастовства продолжал он, — только вот видишь, есть вещи, ко-торые не купишь…

"Нет, дядя, — подумал Тимка, — не дам я рассказать. Не надо так. Нельзя так, нечестно…" — а вслух сказал:

— Я правда посплю… Да ты не бойся, тут никто не нападёт.

Лешка улыбнулся:

— А я и не боюсь.

И Тимка понял, что он и правда не боится. Чего мог бояться этот мальчишка?

— Через четыре часа разбуди, — коротко сказал Тимка, одеваясь…

…Тимка проснулся от разговора — сильно устал, сам того не заметив, раз не ощутил, как подошли люди. На всякий случай, оставаясь неподвижным, приоткрыл глаза.