Ю. Попков - Искатель. 1963. Выпуск №3

А облако?.. Повыше. Понепонятней. Посложней. С ледорубом да с мотком веревки на него не вскарабкаешься. Но неужели правы французы Роже Клосс и Леопольд Фаси, писавшие: «Не следует надеяться, что мы когда-нибудь сможем по своей прихоти создавать над нашими головами какое угодно небо — то ясное, то грозовое, — не считаясь с незыблемыми законами, которым подчиняются облака».

Кто же вы, облака? Само имя ваше говорит: вы то, что облекает планету, ее одежда, с тем, правда, уточнением, что Земля не вольна накинуть на себя сегодня пуховое слоистое, завтра более плотное, кучевое. Она даже не может знать, во что оденут ее через день или неделю. И по сей день где-нибудь у тверских либо керженецких бабок услышишь великолепное в своей певучести: «Тучи оболочили небо», либо: «Облачится нонче».

И еще…

Давно уже сказал в поговорке простой народ: «Облака ходят, дела людские соглядают». Но это же сложили сотни лет назад. И не пора разве самим нам соглядать за тем, что готовит нам небо, и научиться отвращать от себя то, чем оно угрожает человеку.

…Они встречались в эти дни с Гигинеишвили не раз. Приходили к общему мнению: если в борьбе с градом придется воздействовать не на весь огромный фронт, а на одно-другое опасное облако, это уже легче. Сравнительно легче, конечно. Но без современной науки просто не дотянуть рук до облака. Без физики, локатора, химии, реагента, самолета.

Задрав плоскость, рейсовый «ИЛ-14» закладывал вираж.

Сулаквелидзе наклонился к иллюминатору… Пылающая холодным свежим блеском громадина наплывала на самолет. Она напоминала материализованное, утвердившееся на земле облако, чуть тронутое пастелью восхода.

Эльбрус!

Слитный рокот моторов. Осевшие на крыльях капли, похожие на клепку, и ряды клепок, похожих на застывшие капли. Машина вспотела, набирая высоту от лакколитов Пятигорья к вершинам Главного хребта.

Эльбрус, чей контур и на первом его значке альпиниста и на медали, которую получил Сулаквелидзе за оборону Кавказа.

Он летит принимать дела Эльбрусской экспедиции. Президиум Академии наук СССР предложил доктору наук профессору Сулаквелидзе пост ее начальника.

«Ну, так что же, Георгий Константинович, выходит, сможем вскоре поздравить нового хозяина Эльбруса?» — принял его в одном из московских институтов академик. Улыбнувшись только уголками рта, он поглядел на лежащее под стеклом стола фото горы. Академик не один год сам был начальником возрожденной после войны Эльбрусской экспедиции.

Теперь речь пошла о будущем. Пусть в самом академике, в конкретном, деловитом их разговоре не было ничего от фантастики, от романтики вообще. На рабочем столе — лишь несколько библиотечных карточек. Перекидной календарь с пометкой:

«18.20. Сулакв.».

Но Сулаквелидзе знал, что в судьбе этого человека и плавание на первой дрейфующей в полярной ночи льдине и широкие генеральские погоны военных лет.

Академик ничего не сказал о славных традициях Эльбрусской экспедиции, этого братства искателей, созданного по инициативе таких двух корифеев, как Иоффе и Вавилов. Не напомнил о том, что это ведь Сулаквелидзе, невысокий техник-лейтенант в пилотке (альпинисты даже зимой не сменяли ее на ушанку), именно он в феврале сорок третьего сбрасывал свастику с вершины Эльбруса, водружал советский флаг, и теперь под его алым пламенем поведет в наступление эльбрусское подразделение передовой советской науки.

Академик был конкретен…

…Лавины. И в смысле физики снега и в более прикладном понимании. Оптика атмосферы, Сток ледниковых вод. Все это остается. Но не склонен ли Сулаквелидзе, если пойдет в экспедицию, подумать о серьезной проблемной теме? Есть ли такая фундаментальная проблема? Есть.

И он назвал град.

Кому браться за это, как не эльбрусцам! Где-нибудь в лаборатории на пике Терскол, тем паче на Ледовой базе, только высуни руку в дверь — и прямо у тебя на ладони отличнейшая мощнокучевая облачность, за которой другие охотятся на самолетах.

Он встал рано и первым делом распахнул окно. Чистейшее небо над Нальчиком. И разметанные по эмали облака — рваные ведьмины хвосты цирусов, про которые в альпинистские годы он говаривал: «Появились цирусья — встали дыбом волосья». Вестники непогоды. Но отныне и надолго такая и будет для него и всех тех, кто соберется в их коллективе, нужной рабочей погодой — значит, полезной.

Повисшие в восточном секторе неба облака плавно наполнялись цветом наступающего дня, всеми оттенками красного: от тихого, цвета вялой розы, до тяжкого багрянца, словно облако было слитком металла, вынутого из термички и еще пылающего изнутри.

По горизонту, над аллеями парка, подобная прибою, возникла и утвердилась изогнутая линия вечных снегов Безенгийской стены, которую зовут Президиумом Главного хребта. Рафинадной чистоты конус Коштан-Тау. Тяжесть массива Дых-Тау, что значит «Небо-гора».

Он быстро оделся и запел вполголоса — конечно же их фронтовую, «Баксанскую» — и дважды повторил куплет: «Помнишь, товарищ, вечные снега, стройный лес Баксана, блиндажи врага. Помнишь гранату и записку в ней, на скалистом гребне для грядущих дней».

Не он ли с боевым дружком Андреем Грязновым складывал эту песню, которая давно уже позабыла авторов и стала безыменной, общей? Не он ли вынул тогда запал из трофейной гранаты и, обезвредив гадину, вложил листок со словами «для грядущих дней».

И ведь наступило оно — грядущее! Стало настоящим.

По асфальту протопали коваными ботинками ребята из Дома туриста. Сразу видно, что новички, «турики»: альпинист обует такие даже не в лагере — только перед льдом и фирном.

Он глядел на «туриков» — они с полотенцами через плечо шли к Комсомольскому озеру, — и ему хотелось крикнуть на весь Нальчик: «Вы, кто вступает на тропу восходителя, и туриста, и исследователя в горах, стойте! Вы, молодые и беззаботные, скиньте шапки. Помолчим минуту в память тех — Пети Глебова, Резо Чабукиани, Дидлы Молоканова, Яши Бадера, всех, кто сложил голову за нас».

…А ту, свою записку, он пошукает. Преотлично помнит это место на предвершинном гребне. Левой ногой идешь по Балкарии, правой — по Сванетии. Похрустывает под кошками фирн.

И слева печет из-за Эльбруса солнце. А справа холодит ветер с ледников. Скоро вершина Донгуза, Стоят разодранные капелькой скалы; потягивается, проснувшись, рвет капля гору. Здесь и положил он в расщелине скал ту гранату. И в ней записка.

Сулаквелидзе принял эспедицию. Вписал в план тему: «Подготовительные мероприятия по изучению физики мощнокучевой облачности и градовых очагов». Для начала… И скорее в Терскол, где у подножья Эльбруса главные лаборатории и точки на ближайших хребтах!