Андрей Бондаренко - Седое золото

Из-за яранги на них Афоня смотрел, довольно так улыбался, трубку свою посасывая.

"Чудак старый, тоже мне, — подумал Ник. — Как бы тебе без дочки любимой не остаться, на старости лет".

— Тут такое дело получилось, — рассказывал Лёха во время ужина, уплетая за обе щёки оленью печёнку и время от времени на Айну значительно посматривая. — Услышал я, что в стороне избушки что-то громыхнуло. Сразу понял, что это ты, Ник, гранату свою взорвал. Естественно, про этих пятнистых фраеров подумал. Что делать? Возвращаться назад, а эту биксу беленькую бросить? Так ведь помрёт, шалава вздорная, жалко. Пошёл дальше — весь на пламенных изменах. Дотащил её до перевала, на руки отцу Порфирию сдал. Тот от счастья чуть не уписался, свихнулся прямо на радостях. Бегает вокруг своей ненаглядной, токует, что тот глухарь на току, ничего не видит и не слышит. Угадал ты, командир, эта девица действительно батюшкиной зазнобой оказалась. В прошлом, понятное дело. Её, кстати, Ольгой звать. Оставил я счастливых влюблённых — обществом друг друга наслаждаться, — припасов новых в кладовке отца Порфирия, то есть Олег, если по-мирскому, набрал да и двинул к тебе на помощь. Но в обход пошёл, в тундру от Паляваама забирая, по дуге. Вдруг вижу, со стороны, где наша избушка быть должна, две колеи по тундре змеятся. Ну, как следы от колёс, когда машина проехала. Только широкие такие следы, каждая колея чуть ли не с метр. Пошёл по этим следам. К одной сопке подошёл, с обрывистым склоном. Следы за обрыв заворачивают. Выглянул осторожно из-за скалы — вот же они, молодчики развесёлые, жиганы тундровые, совсем рядом, метрах в двадцати от меня! Машины странная такая стояла: вовсе без кабины, одна только рама металлическая, четыре сиденья, мотор открытый, бензобак и колёса огромные, чёрные, широченные. За машиной прицеп неслабый на таких же колёсах, в нём бочки железные, коробки разные. Из серии: "Всё своё вожу с собой". Рядом с машиной трое гавриков в пятнистом переругивались о чём-то между собой. Громко так, не по-нашему. Смотрю, а в отдалении ещё одна такая же машина стоит, рядом с ней палатка брезентовая. Что делать? Ага, смекаю, раз машины, значит в бочках совсем не вода, а бензин, надо думать! Это нам очень даже кстати будет, фарт так в руки и прёт! Гранатку единственную прямо под прицеп с бочками и подбросил, колечко оторвав предварительно. Сам за скалу отпрянул. Как рванёт! Мать моя девственница непорочная! Выглянул потом из-за скалы, а там и нет никого, ошмётки дуриков тех по всей округе разметало. А ружья-то ихние я уже потом обнаружил, возле палатки лежали. Там же и обоймами с патронами разжился. Бумаги? Нет, не было ничего, только тюбик вот этот в палатке нашёл. Видишь, на нём комар жирный нарисован? Что за путанка такая? Вот так оно всё и было, командир…

Рассказывая, Лёха умудрялся безостановочно бросать себе в рот мелко нарезанные кусочки китового сала, моржатины, оленьей печени и глотать их, почти не жуя.

Айна внимала Сизому с обожанием, с восторженными слезинками в уголках глаз.

Ник же чем дольше слушал, тем больше впадал в полную прострацию, окончательно запутываясь в собственных мыслях: "Багги — в 1938 году? Бред полный!"…

На следующее утро расходились в разные стороны.

Ник с Сизым решили обратно к избушке вернуться и там отряд Эйвэ дожидаться. Нормальное решение, продуманное: винтовок и боеприпасов в достатке, да и численный состав противника нынче подсократился.

Чукчи тоже свернули свои яранги, тюки с добром на оленей загрузили. Решили к югу кочевать, навстречу скупому летнему теплу.

— Мы уходим, — сообщил Афоня. — Здесь ягель заканчивается, да и слепней слишком много. Отощают олешки. Тощий олень — плохой олень, капризный. Будем новые пастбища искать. Прощайте! Да прибудет с вами Светлая Тень! А ты, Странник, — к Нику персонально обратился, — помни, что главный знающий в городе большом живёт, в высокой яранге, под красными звёздами. Волчья у него кровь. Но когда надо будет, когда Смертельная Тень над твоей головой закружит, он поможет…

Тут к шаману Айна подошла. Одета по-походному: короткая меховая кухлянки, мужские штаны из шкуры нерпы, на ногах — аккуратные коротенькие торбаза. На плече девушки висел винчестер, Лёхин подарок, за спиной — брезентовый вещмешок, из бокового кармана кухлянки торчала подзорная труба. Подошла и сообщила Афоне что-то на своём языке. Недолго говорила, всего несколько фраз. Сказала и отошла, у Лёхи за спиной встала.

Долго старик молчал, в небо глядел, желваками играя. Потом к Сизому подошёл, в метре от него остановился, уставился — прямо в глаза.

Лёхе-то что, он в гляделки играть обучен — дай бог каждому! Минут пять, в полной тишине, продолжалась эта дуэль взглядами. Наконец, Афоня глаза свои к земле опустил, развернулся, взобрался на своего невзрачного олешку, хлопнул его ладонью по крупу. Олень лениво затрусил на юг. Остальные чукчи — кто на собачьих упряжках, кто на оленях — последовали за своим предводителем…

— Каттам меркичкин! — не оборачиваясь, громко ругнулся напоследок Афоня.

— Чего это он? Проклял нас, что ли? — забеспокоился Сизый.

— Да нет, — безмятежно ответила Айна. — Поругался немного, как вы — матом. Душу отвёл. Просто так поругался. Только по-чукотски…

Через два часа и Ник "со товарищи" тоже собрали свои нехитрые манатки, двинулись по направлению к избушке.

За один переход не удалось дойти до места: у Лёхи голова после полученного удара кружилась, у Ника опять в плече закололо неприятно. Видимо, растревожил подживающую рану вчерашними хождениями по тундре.

У крохотного родника сделали привал. Айна из ивовых и берёзовых прутиков ловко разожгла костёр, вскипятила воды. Старые бинты размотала, тщательно обмыла раны своих попутчиков, потом щедро присыпала их синим пахучим порошком, ловко наложила новые повязки.

Допили остатки кипятка, закурили. Ник с Лёхой — "козьи ножки", Айна — свою трубочку изящную, вырезанную из розоватого корня колымской берёзы.

На самокрутки Ник опять достал из своего планшета несколько мятых листов бумаги.

Отчёт магаданского чиновника — царских ещё времён отчёт "О скупке золотоносного песка у неорганизованных старателей" — на самокрутки определил.

Остальные бумаги решил прочесть. Тоже ничего интересного: допросы беглых зэков, отчёты прежних геологических экспедиций по поиску россыпных месторождений, байки чукотских шаманов. Но один из документов всё же заинтересовал.

— Вот послушай, опять про мыс Наварин, — обратился Ник к Сизому. — Допрос капитана промысловой шхуны "Анадырьский патриот" Петрова П. К., подобранного пароходом «Совет» в Беринговом море пятнадцатого сентября 1936 года, в пятидесяти километрах от берега. Вот, капитан рассказывает: "С вечера встали на траверсе мыса Наварин. На рассвете отправили два вельбота на поиски китов. Неожиданно заметили в небе трёх больших птиц, издававших странные кашляющие звуки. Птицы летели со стороны мыса, курсом в открытое море. Снялись с якоря, решили пересечь курс птиц, подойти на расстояние ружейного выстрела. При осуществлении этого манёвра под кормой шхуны прогремел взрыв. Считаю, что это взорвалась плавающая мина, принесённая течением из Японского моря. Шхуна потонула почти сразу. Из экипажа удалось спастись только мне, так как стоял за штурвалом и сразу после взрыва прыгнул за борт. Признаю свою вину, готов понести заслуженное наказание…" И далее ничего интересного. Прокомментируй, пожалуйста.