Андрей Бондаренко - Серебряный бумеранг

«Ну, и нечего особенного», — хмыкнул про себя Денис. — «Круглое добродушное лицо пожилого дядюшки-бюргера из заштатной немецкой провинции. Шрам на щеке? Да, мало ли что, может, это его норовистая лошадка лягнула, когда он ей специальным гребешком расчёсывал густую гриву. Или злой домашний белый гусь ущипнул несчастного дядюшку за щеку — во время насильственного кормления грецкими орехами…».

Борман был одет в мешковатые, явно старые, чёрные мятые брюки и чёрный ношеный флотский бушлат, застёгнутый на все пуговицы. На ногах всемогущего рейхсканцлера красовались разношенные армейские ботинки, оснащённые почему-то белыми шнурками.

«Смотритель маяка» подошёл ближе, остановился, не дойдя несколько шагов, вскользь улыбнулся и протянул руку:

— Здравствуйте, сеньор Рамос!

Денис торопливо вскочил с табурета, крепко пожал руку «доброго дядюшки».

— Хайль, партайгеноссе!

— Да полноте, вы же беспартийный, — ехидно усмехнулся Борман. — Я же читал протоколы вашего допроса с применением детектора…. Хвалю за правдивость! Такая искренность — по нынешним непростым временам — большая редкость! Именно это качество оказалось определяющим и решающим — при принятии непростого решения о вашем подключении к работам по возникшей проблеме…. Пройдёмте, поможете мне управиться с дичью. Герр Шумахер! — рейхсканцлер обернулся в сторону стрельчатого окна. — Сворачивайте все ваши чертежи, доставайте из шкафчика скатерть, столовые приборы, бутылки, фужеры. Перед началом серьёзных разговоров предлагаю слегка перекусить…

Следом за «дядюшкой» Денис подошёл к камину. Тут же обнаружился и источник странных звуков: над углями, мерцавшими всеми оттенками бордового, розового и сиреневого цветов, размещалась чугунная подставка, в прорезях которой были закреплены три толстых стальных прута, на каждый из которых была насажена увесистая птичья тушка. Большие янтарные капли жира медленно стекали по птичьим бокам, покрытым приятной золотистой корочкой, и, соприкасаясь с жаркими углями, с громким шипением испарялись, наполняя помещение чудесным ароматом…

Борман осторожно, по очереди, потыкал в тушки острым длинным стилетом, удовлетворённо крякнул:

— Похоже, всё уже готово! Это, видите ли, уважаемый сеньор Рамос, дикие утки. Сегодня на рассвете они ещё беззаботно жировали в местных прибрежных камышах. Лично застрелил, одним удачным дуплетом…. Пенемюнде, к вашему сведению, это старинные охотничьи угодья: на протяжении нескольких веков немецкие аристократы, включая принцев и принцесс крови, регулярно наезжали в эти края — на утиную охоту. Вы, дон Оскар, уважаете утиную охоту?

— О, да!

— А раз так, то берите это старинное блюдо и сгружайте на него дичь!

Денис осторожно, один за другим, снял прутья с чугунной подставки, с помощью маленькой никелированной кочерги «сгрузил» подрумяненных уток на большое фарфоровое блюдо, украшенное цветными рисунками — на тему утиной охоты, естественно.

— Перемещаемся к столу, перемещаемся! — нетерпеливо скомандовал рейхсканцлер, явственно сглатывая голодную слюну…

«Интересное дело!» — рассуждал про себя Денис, не уставая удивляться сюрреализму происходящего: — «Два опытных русских диверсанта остались наедине с одним из руководителей фашистского Рейха…. Более того, с „тенью“ самого Адольфа Гитлера! Ну, надо же! Может, придушить его, добродушную гниду, да и все дела? Нельзя, к сожалению: сейчас главное — уничтожить лабораторию, где обогащается урановая руда. Ничего, и до этого „дядюшки“ дойдёт очередь. Каждому овощу — своё время…».

Письменный стол уже был покрыт серой льняной скатертью, Третьяков, как и Денис, облачённый в строгий чёрный костюм, расставлял по периметру стола овальные тарелки, высокие бокалы и пузатые стаканчики, раскладывал совершенно обычные вилки и ножи.

— О, дон Оскар! — искренне обрадовался Гарик, водружая по середине стола две бутылки: пузатую чёрную — непрозрачную, покрытую лёгкими изысканными узорами нежно-голубой плесени, и другую — зелёную, высокую, наполненную подозрительной мутно-коричневой жидкостью. — А мы с партайгеноссе Борманом уже вкратце поговорили, обсудили, так сказать, некоторые аспекты нашего общего дела…

— Вот именно, что — вкратце! — мягко перебил Третьякова рейхсканцлер. — Успеем ещё поболтать о насущных делах…. Дон Оскар, разложите, пожалуйста, уточек по тарелкам! Сейчас, господа мои, я вам покажу, как надо правильно разделывать дичь…

И, показал, пользуясь большим острым тесаком и массивной серебряной двузубой вилкой. Ловко это у него получалось, надо признать: несколько скупых, выверенных движений, и вот уже утка расчленена на восемь составных частей, причём, золотистая кожа аппетитной горкой возвышалась отдельно — на краю тарелки…

Борман любезно поколдовал над всеми тремя тушками, после чего, сложив разделочный инструмент на сервировочный столик на колёсиках, стоящий чуть в стороне, скупо махнул короткой рукой, приглашая гостей к столу.

— Из какой бутылки прикажите налить, экселенц? — любезно поинтересовался Третьяков.

— Давайте-ка, герр Шумахер, налейте всем из чёрной, в те маленькие серебряные стаканчики. Это, друзья мои, коньяк — страшно сказать, какой выдержки! Его, то есть, из других бутылок, стоящих в дубовом ящике рядом с этой, сам Наполеон Бонапарт потреблял — во время своего долгого заточения на острове Святой Елены…

Гарик ловко разлил по предложенным емкостям янтарную жидкость.

— Предлагаю выпить — за нашу победу! — рейхсканцлер, многозначительно подмигнув, чуть приподнял вверх свой стаканчик,

— За нашу победу! — хором поддержали его Денис и Третьяков.

Выпили. Коньяк был по-настоящему хорош: ароматный, очень мягкий, с ярко выраженным цветочно-медовым привкусом. А вот дичь своими вкусовыми качествами на Дениса особого впечатления не произвела: жестковатое тёмное мясо, немного пахнущее варёной рыбой, не более того…

«Надо было этих уток часов пять повымачивать в слегка подкисшем молоке, или, на худой случай, минут сорок-пятьдесят подержать в самом обычном маринаде…», — недовольно ворчал он про себя. — «А то застрелил, и сразу же на вертел! Впрочем, у немцев всегда с фантазией было достаточно напряжённо…».

Борман дочиста обглодал утиное бедро, негромко рыгнул, воспитанно прикрыв рот розовой ладошкой, тщательно вытер белым хлопковым полотенцем жирные пальцы рук и вежливо сообщил:

— Сеньор Рамос, я внимательно просмотрел ваши бумаги: геологические карты и планы, описание месторождений, расчёты величин запасов полезных ископаемых, экономические выкладки…. Скажу одно — весьма недурственно! Всё это очень и очень интересно: вольфрам, графит, железные руды, некоторые другие, достаточно интригующие вещи.… Но зачем вы обо всём этом рассказываете мне? Формально, Шпицберген является свободной экономической зоной. Испания и сама может — при должном оформлении необходимых бумаг, и, естественно, после успешного завершения нашей общей войны — заняться разработкой всех этих богатых месторождений…. Не так ли?