Борис Ляпунов - Искатель. 1963. Выпуск №6

Прямо на месте будут вырабатывать топливо для космических кораблей, всевозможные продукты, в каких нуждаются внеземные поселки.

А если на Земле возникнет нужда в дарах Луны, караваны ракет переправят добытое лунными колонистами через межпланетные бездны…

Уже десять лет связан я творческой дружбой с журналом «Вокруг света». В кем после долгого перерыва в литературной деятельности появились мои северные повести.

Несмотря на почтенный возраст, я люблю молодых, сильных, смелых героев-открывателей и покорителей нашего Севера. Люблю романтику путешествий и непрерывной упорной борьбы человека с суровой, но и великолепной северной природой.

По-моему, каждый писатель, работающий в приключенческом жанре, должен показывать, как развиваются и закаляются в борьбе с трудностями и препятствиями характеры героев нашего времени, привлекать внимание юного читателя и возбуждать его любовь к несказанной красоте, мощи и богатствам родной земли. Не понимаю, как можно строить приключенческую повесть на голом сюжете со сногсшибательными событиями и забывать о человеческих характерах, не показывать душевного роста героев, не рисовать пейзажей. Зачем обеднять жанр! И зачем выдумывать события и происшествия? Жизнь ежечасно преподносит их, всегда неожиданные и часто необыкновенные.

Я давно собираю документы, письма, газетные и журнальные вырезки о благородных и героических поступках обыкновенных советских людей. Эта особая библиотечка на рабочем столе писателя — неиссякаемое хранилище и тем и сюжетов.

Оранжевое, легкое утро встает над северным городом, заречными лугами, синими прохладными тенями сосновых борков. Из окна гостиницы видно: по реке ползут белые пароходики, сутулятся рыжие баркасы, спят лодки, уткнувшись в песчаные отмели. Ширь, глубокий простор, свежий ветер, березы, кипящие молодой листвой. Цветут осокори — невесомый пух опускается на крыши домов, на росистый асфальт набережной. И кажется, из-за речной излучины не облака плывут, освещенные восходом, а алые паруса из сказки Александра Грина. И уже не удивляешься, что именно здесь, в старой Вятке, возникли «Алые паруса». Знаменитый романтик Грин — ее уроженец. Он мой земляк, поэт и мечтатель, всю свою жизнь писавший о море и ни разу не ходивший в его просторы.

Здесь, в маленьком городке бывшей Вятской губернии, провел свое детство мечтатель и романтик другого склада, несгибаемый коммунист-ленинец, трибун революции, именем которого назван город, — Сергей Миронович Киров.

Я брожу по сочному от росы асфальту родного города и не узнаю его. Все не то, не то, не то! Не те старые и совершенно новые, застроенные многоэтажными зданиями улицы, бульвары и сады — они раздались вширь и даль, играют фонтанами, переливаются радугой цветников.

Не та и публичная библиотека, основанная ссыльным Герценом. Она захватила почти весь квартал, приподнялась вверх, как и положено хранилищу человеческих знаний.

Бронзовый Герцен встречает неподвижными, но проницательными глазами мудреца и поэта.

Десять часов утра, но просторный светлый зал почти переполнен. Молодые русоволосые головы, синие и серые глаза, шепчущие губы, шорох листаемых страниц.

На выдаче — чинная очередь, разговоры вполголоса, тени библиотекарш, ломающиеся по книжным полкам. А вот, должно быть, интересный читатель: медная шапка перепутанных волос да белая футболка, вырывающаяся из штанов.

В глазах мальчишки напряженное ожидание. Интересно, что ему предложит пожилая библиотекарша в старомодных буклях. Она появляется с двумя зачитанными толстыми книжками.

— Вот «Магелланово облако». Прочти, интересная книга. А это «Туманность Андромеды», — говорит библиотекарша. — О космонавтах, о путешествиях в космос.

— Это про Гагарина? Про Юрия? — оживляется паренек.

— Не совсем. Эта книга о будущих путешествиях к звездам. Я слышала, Юрий Гагарин читал эту книгу.

— Беру! Гагарин зря читать не станет.

Снова иду по знакомому и почти незнакомому городу, а над головой проплывают подъемные краны, мимо проносятся троллейбусы, автомашины, в каждом окне каменных корпусов мерцает по солнцу. Это работают сварщики.

Ищу следы мусорных свалок и монастырских стен: где они, печальные следы моего детства? Может быть, в глубоких заболоченных оврагах, безобразных и вонючих клоаках прежней купеческой Вятки? Они пересекали город в самой центральной и оживленной части его.

Вот и овраги.

По крутому склону спускаюсь вниз и попадаю на стадион. Скаты оврага — трибуны, красивые и строгие; футбольное поле как омут, затянутый зеленой зацветающей ряской; спортивные, отчерченные белым дорожки напоминают орбиту космического корабля.

Бородач в порыжелом фартуке подметает мусор между трибунами.

— Давно здесь построен стадион?

— Молодой ишо! Мелюзга строила, — отвечает сторож, пристукнув метлой по скамье.

— Какая мелюзга?

— Школьники наши, интернатцы, пионерия, а вам-то што?

— Да так, любопытно.

— Вяцкие — люди хвацкие, — самодовольно говорит сторож. — Поговорку, чать, слыхивал?

— Приходилось, — уклонился я от зацветающего было разговора, взобрался на обрыв, перешел улицу и увидел второй, когда-то до пустяков знакомый овраг.

Овраг заполнен прохладными голубыми елями, черемухой, бузиной, звездные скопления цветов перемигиваются с его склонов, мерцают со дна, крыжовник, малина, красная и черная смородина разбегаются по разным направлениям. Овраг превращен в молодой ботанический сад — своеобразный филиал старого, находящегося в третьем, соседнем, овраге.

Старый ботанический еще больше разросся и обогатился редкими деревьями и кустарниками. В густых его зарослях совершенно исчез каменный бассейн с очертаниями Черного моря. Когда-то этот бассейн пленял детское воображение своей миниатюрной схожестью с черноморскими берегами.

Присаживаюсь на траву под узорчатыми листьями бузины, любуюсь неподвижной, насквозь просвеченной водою бассейна, и воспоминания отрочества проходят передо мною. Где они, друзья моей юности, веселые мечтатели, романтики путешествий, строители пятилеток?