Михаил Демин - Рыжий дьявол

Странно, он как бы не замечал реальности, не понимал того, что старые сталинские кадры чрезвычайно сильны и опытны. И у чиновничьей рутины глубокие корни. И небольшая кучка молодых реформистов все равно нипочем не смотла бы сейчас одолеть эту рутину. Слишком мало их еще было.

Естественно, они рассчитывали на поддержку своего лидера, Хрущева. Но тот и сам помаленьку начал ими тяготиться; очень уж многого они хотели, на многое посягали. Да и спешили чересчур…

И в общем-то, почти никто из них не удержался, не сделал карьеры. Новая эта волна поднялась и опала, не оставив заметного следа.

Своего апогея волна эта достигла во время нашумевшего партийного съезда, на котором Никита Хрущев выступил с критикой сталинского режима, а опала она и окончательно сошла на нет сразу же после трагического венгерского мятежа 1956 года, породившего весьма суровую реакцию.

Об этой реакции я расскажу позже, здесь же отмечу лишь одну подробность, связанную с неудачей, постигшей моего приятеля. Деталь эта анекдотична, нелепа. На первый взгляд она может даже показаться неправдоподобной…

Готовилось большое совещание партработников, на котором должны были присутствовать представители Москвы. И наши прогрессисты решили воспользоваться случаем и дать сокрушительный бой бюрократам. Договорились они так, что Миронов выступит с докладом, а друзья, сидящие в зале, шумно поддержат его.

Друзей было пятеро. Немного, конечно. Но ведь главное в таком деле — начать! Главное — взбудоражить толпу, создать нужную атмосферу в зале.

Итак, совещание началось. Проходило оно в помещении городского клуба. И дождавшись своей очереди, Андрей Миронов взошел на трибуну. Неторопливо разложил перед собою бумаги. Пошуршал ими. Откашлялся. Начал было говорить — и вдруг осекся.

Запинка эта произошла оттого, что старенькая клубная уборщица внезапно вышла, шоркая, из-за кулис и поставила перед Андреем стакан с водою.

Все дело в том, что на такого рода совещаниях перед ораторами всегда ставится графин с водой или же подаются им стаканы с лимонадом, иногда с чаем. Такова старая традиция. И на сей раз в клубе подавался лимонад. Напиток желтого цвета… Но Андрею Миронову уборщица почему-то принесла обычную, простую водопроводную воду.

И в зале это сразу заметили. И Миронов заметил тоже. И тотчас же все решили, что это неспроста, что тут кроется какой-то особый умысел. Решили потому, что подобные случаи ведь уже бывали и раньше… Вообще искусство недомолвок, подвохов и тонких намеков развито там до крайности. И теперь людям тоже почудился некий намек; над Мироновым, судя по всему, иронизировали, им явно пренебрегали. Его как бы отделяли от общей массы. И организовал это, бесспорно, кто-то из тайных закулисных заправил. И невольно каждый задумался, — кто? Может быть, кто-то из здешних, своих? А может, уже начала действовать чья-то рука из Центра?

И в итоге, доклад не получился… И никто из друзей не поддержал его — все они затихли, затаились. Они уже больше не решались шуметь.

А самое смешное и печальное заключалось в том, что данный фокус с водой, действительно, произошел случайно, по ошибке уборщицы.

Я затем все точно выяснил. Человек беспартийный, я обычно на такие сборища не хаживал, но тут специально пошел. И оказался, таким образом, свидетелем глупого мироновского провала. И когда поздним вечером собрание кончилось, я разыскал уборщицу и допросил ее строго.

И она объяснила, что к тому времени, когда на трибуну поднялся Миронов, а он выступал далеко не первым, запасы лимонада уже кончились, и она сама, по своей воле, поспешила в туалет за водой… Она хотела сделать, как лучше! Она старалась! И я подумал тогда, не зря старинная поговорка гласит, что дорога в ад вымощена благими намерениями.

Ну, а теперь вернемся к сюжету. Я с радостью принял предложение Миронова и на следующий день отправился вместе с ним в путь.

Отправился по самой лучшей, самой веселой из северных дорог — вниз по течению Енисея.

Енисей шумел широко и мощно. Он бежал среди высоких, крутых, поросших тайгою берегов. Особенно крут был правый берег. И там, в вышине, увидал я вдруг мутные очертания села Очуры.

Очуры промелькнули быстро, но все же я успел на какое-то мгновение разглядеть высокую крышу деревенского клуба. Или, может быть, это мне просто почудилось?

Скорее всего, почудилось! День ведь был уже на исходе, и над береговыми кручами стлался сизый туман… Но как бы то ни было, видение это взволновало меня и вызвало обвал воспоминаний.

И тотчас же я вспомнил, сообразил, что ближайшим пунктом, куда очурские спекулянты возили лук, был Енисейск.

И еще я вспомнил, что Ванька Жид приезжал сбывать свое, добытое грабежом золотишко, именно оттуда — из Енисейска.

Там, в Енисейске, творилось немало темных дел. Это было очевидно. И судьба теперь посылала туда меня… Нет, она, конечно, меня не баловала, не давала мне успокоения!

Ладно, подумал я, будь что будет. Посмотрим, какая мне выпадет карта. В этой жизни, в сущности, никто никогда не знает, где суждено найти, где — потерять…

И прошла еще одна ночь. И вот впереди, по левому борту нашего суденышка поднялись из рассветной розовой мглы кресты и купола легендарной „Золотой столицы".

В редакцию газеты „Енисейская правда" я устроился без хлопот и сразу же — при содействии Миронова — был назначен специальным „таежным" корреспондентом. Отныне моей обязанностью было посещать селения староверов и, так сказать, освещать в печати их быт и дела.

Староверы, как известно, самые многочисленные изо всех прочих религиозных сект. Они возникли в результате церковного раскола, происшедшего в России в XVII веке, в годы царствования Алексея Тишайшего. При нем и затем при временном правлении его дочери, царевны Софьи, обновленная „никонианская" церковь подвергала раскольников жестоким гонениям. И большинство из них тогда ушло в леса, на восток. Когда же на престол взошел Петр Первый, российский „раскол" уже окончательно сложился, обрел свою историю, свои легенды, свои специфические традиции. Среди этих традиций была и такая, которая повелевала — „спасаясь от антихриста" — добровольно сжигаться живым. Причем всем семейством, с женщинами и малыми детьми… Это называлось „отплывать в царствие небесное". И долгие годы над петровской эпохой стоял жутковатый запах раскольничьих гарей.

„Отплывали" порою целыми посадами — по 100, по 200, по 300 семей. И так продолжалось до тех пор, пока Петр Великий не обнародовал специальный указ. Он предложил староверам платить двойной налог и пообещал.„откупившимся" полную неприкосновенность.

С того момента на протяжении трех столетий раскольники мирно трудились, заселяя и осваивая просторы севера. Основным их промыслом была охота на пушного зверя, смолокурничество, а когда началась золотая лихорадка, многие из них занялись старательством.