Михаил Демин - Рыжий дьявол

— Да пока ничего, — проговорил он устало. — Хотя, конечно, надо искать. Места здесь вообще-то перспективные. Может, Бог даст, мне еще улыбнется фортуна… Должна же она когда-нибудь улыбнуться?!

— Конечно, должна, — убежденно сказал я. — Тем более — здесь! Эта тайга, говорят, на диво богата. О ней, знаешь, сколько легенд?

— Знаю, — махнул он рукой. — Мои предки на север попали еще при патриархе Никоне. Тогда здесь в „каменных людей" верили, „Золотую Бабу" искали…

— Ее, кажется, искали в низовьях Оби?

— Сначала там, а потом повсюду… Был, понимаешь ли, слух, будто самоеды увезли ее тайком вниз по реке Туруханке. Стало быть, на Енисей. Тогда-то и хлынул сюда народ. Что говорить, легенд было много!

— И если вдуматься, были они не зря!

— Да, пожалуй.

— Золотую Бабу не нашли, ладно. Но весь этот край действительно оказался золотым.

— Да, — повторил Семен, — пожалуй… Вообще-то жить здесь можно было бы, если б не мешали. — Он коротко вздохнул. — Мешают уж очень. Мочи нет.

— Это ты о ком? — спросил я, понижая голос. — О начальстве? О местных бюрократах?

— И о них тоже, — усмехнулся Семен. — Но тут всякого дерьма хватает… Народ, понимаешь ли, зажат, как в тисках. С одной стороны начальнички, с другой — жиганы.

Он отхлебнул пива, утер губы ладонью. И помолчав:

— Есть у меня дружок, Иннокентий Бровкин. Тоже, как и я, все время бедствовал, искал свой фарт. [26] Фарт — удача, счастье. А когда наконец нашел — жиганы его в тайге прихватили. И все золотишко забрали. Все! Подчистую! Без жалости! Ну, а в конторе ему не поверили, решили, что он схитрил, обманул… Ну и оформили на него уголовное дело.

— И что же с ним теперь?

— Да что? Дожидается суда. А здешние органы тоже ведь жалости не знают! Это известно. Суд всегда дает полную катушку. [27] Полная катушка — приговор, вынесенный с максимальной суровостью.

— Вот чертовщина, — проговорил я, — действительно, ситуация, как в притче о воробушке. Знаешь, который в навозе завяз. Он клюв вытащит — хвост застрянет, хвост вытащит — застрянет клюв.

Потом мы заговорили о жиганах. И я поинтересовался, много ли их здесь? Семен ответил, усмехнувшись, что достаточно, хватает с избытком…

— В позапрошлом году, — добавил он, — появилась новая банда. „Черная кошка", таково ее имя. О ней жуткие вещи рассказывают.

— „Черная кошка"? — сказал я, внутренне весь напрягшись. — В позапрошлом году, говоришь?

И опять мне припомнились далекие Очуры и все, что я слышал там об этой банде и о ее вожаке…

— Кто же в этой „Черной кошке" верховодит? Уж не Каин ли?

— Верно, — удивился Семен, — Каин… Откуда ты знаешь?

— Слышал.

— О нем вообще-то многие слышали. А вот каков он на вид, никто не знает.

— Отчего ж так?

— Да он, говорят, бережется, прячет свой лик от посторонних… Ну, а тех, кто его увидит, сразу кончает. Не любит оставлять живых свидетелей.

Но я не только разъезжал по тайге и по разным приискам, у меня хватало дел и в самом Енисейске.

Помимо корреспондентских обязанностей, на меня была возложена также организация традиционной „воскресной литературной" полосы. Эта полоса заполнялась публикациями творений местных авторов. В Енисейске — как, впрочем, и повсюду — имелся свой, весьма обширный кружок начинающих… Были среди них люди способные, но были и явные графоманы. И возиться с ними приходилось немало. И возня та была нелегка.

Словом, каждый уикенд — с вечера пятницы по понедельник — я проводил в городе. И день ото дня все ближе знакомился с ним, все лучше узнавал историю „Золотой столицы Сибири".

История эта своими корнями уходит в глубину веков… Семен Потанин не случайно в разговоре со мной вспомнил легенду о „каменных людях" и о „Золотой Бабе".

С нее-то, с этой Бабы, все и началось.

Первые упоминания о ней встречаются в древних скандинавских сказаниях и в фольклоре славян — новгородцев, архангельцев, холмогорцев. Проникая за полярный Урал, на восток, в поисках драгоценной пушнины, все они слышали многочисленные рассказы туземцев о каких-то странных людях, живущих в горных пещерах, осыпанных рубинами и алмазами. И хранящих в тайном своем капище гигантского идола из чистого золота.

Затем эти сведения попадают в русские официальные летописи.

В „Софийской летописи" четырнадцатого века сказано: „…Племена за Уралом поклоняются огню, камню и Золотой Бабе".

В „Повести временных лет", например, было даже указано более или менее точное место обитания этих племен. Насколько можно понять, речь здесь шла о том районе, где горы вступают в устье Оби (в старину гигантское это устье называлось Обским морем) и где образуется так называемое Лукоморье…

Сказочное Лукоморье тревожило и манило многих; его как бы окутывал драгоценный туман, над ним мерцали слепящие отблески золота.

И в 1601 году на поиски его отправилась из далеких Холмогор морская экспедиция, возглавляемая казаком Левкой Шубиным.

Ни алмазных пещер, ни Золотой Бабы путешественники не обнаружили в устье Оби. Но все же осели там, освоились. И вскоре вблизи Лукоморья возник городок Мангазея.

О происхождении этого слова спорят до сих пор. Но, по-моему, все тут просто. Дело в том, что окрестные северные народы (угорские самоеды, обские ненцы и другие) называли таинственных обитателей гор именами Сиртя [28] Самое удивительное здесь то, что в XIX веке некоторые ученые (академик Лепехин, Щренк и др.) действительно обнаружили в тех местах множество пещер со следами материальной культуры, принадлежащей таинственному исчезнувшему народу. Загадка Сиртя и сейчас еще остается нераскрытой и волнует этнографов. или же Монгомзи… Вот от этого слова „Монгомзи" как раз и образовалось русское название нового города.

Судя по слухам, эти Монгомзи или Сиртя, напуганные нашествием чужестранцев, ушли в недра гор, в глубину, под землю. И отныне разыскать их уже было невозможно…

Что касается священного золотого идола и всех прочих драгоценностей, то „каменные люди", уходя, якобы оставили их на поверхности. И этим тотчас же воспользовались какие-то соседние племена… Но какие? И когда? И где они эти сокровища прячут? Ответить на это никто из туземцев не мог.

А может быть, не хотел?

Как бы то ни было, поиски данных сокровищ продолжались.

Впрочем, они никогда и не ослабевали; Золотой Бабой интересовался покоритель Сибири Ермак, ее разыскивал тобольский митрополит Филофей — мрачный фанатик, настойчиво разорявший туземные капища. И толпы авантюристов, хлынувшие вслед за отрядом Шубина в низовья Оби, тоже обшарили и опустошили немало ненецких селений. Для местного населения это было подлинным бедствием.