Петр Шамшур - Приключения-70

Тихонов вошел в кабинет, включил настольную лампу — при неярком ее свете комната не казалась такой унылой. Достал из ящика стола записную книжку, полистал, снял трубку.

— Алло, связь? Примите заказ на Тулу. Гормилиция, уголовный розыск, Чернова.

Чернов отозвался сразу, как будто ждал звонка Стаса.

— Привет, Толя, — сказал Тихонов. — Как жив? Вот и отлично. Толя, у меня к тебе срочная и очень важная просьба. Добро, ты же знаешь — за мной не пропадет. Так вот, слушай. Поедешь на оружейный завод, в отдел сбыта. У меня есть винтовка — ТОЗ-17 за номером Вера-Борис восемьсот шесть двести тридцать семь. Запиши. По этому номеру установи дату выпуска — раз. По дате выяснишь номер партии — два. По номеру партии тебе скажут, по какой накладной эта партия была отпущена — три. Ну, а по накладной уже легко установишь получателя — четыре. Все понял? Номер винтовки записал? Значит, сделаешь? Понимаю, что не сегодня. Но завтра, старик, жду звонка обязательно. А копию накладной сразу же вышли фельдсвязью. Все, салют!

Тихонов сидел за столом, опершись подбородком на сцепленные ладони, смотрел бессмысленно в окно. Похоже, что розыск, описав восьмерку, вернулся в начальную точку. Экспертиза исследовала патроны, которые остались у мальчишек. Выяснилось, что Таня была убита пулей, резко отличающейся по химическому составу от пуль, найденных у Муртазы. Остается минимальная надежда на винтовку. Может быть, удастся найти владельца и начать разматывать от него новую версию. Все старые можно считать исчерпанными. Врач Попов, Лагунов, Козак, Муртаза. Поиски людей, которые могли попасть на лестницу гостиницы, ничего реального не дали. Дальше искать негде. Нет следов. Вернее, не видно их. Следы быть должны, не может быть, чтобы убийца или обстоятельства убийства не оставили никаких следов. Ах, если бы можно было поговорить с Таней!..

Тихонов потер ладонями лицо, встал, походил по кабинету, подошел к окну, сел на подоконник. Из-под стекла поддувала холодная, тонкая как лезвие струйка. Снег, снег. Скорее бы весна, что ли! Тихонов повернул к струе воздуха разгоряченное лицо, закрыл глаза. «Условимся, что преступник или какие-то следы не попали в круг моего поиска. Проскочить мимо них я мог по двум причинам: абсолютная маскировка, антилицо, или меня подвела проклятая заданность восприятия. Надо научиться в работе ничего не воспринимать заранее как неоспоримый, безусловный факт. У всякого факта может быть тьма интересных нюансов. А ведь кто-то же говорил с Таней вечером в понедельник. Во Владыкино ее, совершенно ясно, заманили. Но кто? Каким способом? И самое главное, зачем? Нет, стой, стой, снова сбился с мысли.

Начнем сначала. Приехала она из командировки в субботу. Отсюда снова пойдем вперед. И каждый факт надо взять на ощупь. Надо выяснить все насчет командировки. Отправлюсь-ка я опять в редакцию.

Беляков встретил Стаса теплее, говорил с ним вроде сочувственно. «Хороший вид у меня, наверное», — подумал Тихонов. На Танином столе было пусто, аккуратно вытерта пыль, и только под стеклом еще лежала фотография счастливо смеющегося космонавта с надписью: «Доброму и умному товарищу, прекрасному человеку…» Беляков перехватил взгляд Стаса, извиняющимся тоном сказал, тяжело вздохнув:

— Ничего не попишешь, жизнь продолжается…

— Да, жизнь продолжается, — кивнул Тихонов. — Но в какой-то миг она остановилась. Нам надо вернуться к нему. Вы сказали мне, что Таня вышла на работу в субботу, одиннадцатого, а командировка у нее была по девятое. Откуда это расхождение?

— Разве? — удивился Беляков. — Я, честно говоря, не помню уже. Может быть, мы с ней договорились раньше. Не помню.

— Постарайтесь вспомнить, это важно.

— Вообще-то, у нее были отгулы за дежурства — может, она использовала? Не могу вспомнить, говорила ли она мне…

— Напрягите память, свяжите это с какими-нибудь событиями! У вас же должна быть творческая ассоциативная память.

— Не помню, — развел руками Беляков.

— Ладно, — сказал Тихонов. — Мы с вами в прошлый раз смотрели блокнот Аксеновой. Он у вас сохранился?

— Да, я оставил его себе на память.

— Одолжите его мне на несколько дней, — попросил Стас, — я его верну потом.

С видимым сожалением Беляков достал из стола блокнот.

— Только, пожалуйста, верните непременно.

— Хорошо, — сказал Тихонов, листая блокнот. Все то же самое. И в конце эти непонятные фразы. И фамилия: «А. Ф. Хижняк».

— Вы не знаете, случайно, кто такой Хижняк? — спросил Стас, показывая Белякову запись.

Тот близоруко щурился, долго внимательно смотрел, полистал страницы в обратном порядке, пожал плечами:

— Тут полно разных фамилий. Она же ведь со многими людьми встречалась. Вот здесь еще какие-то: Семенов, Кондратенко, Ли, Дербаремдикер…

«Но Хижняк — последняя фамилия. Потом ее убили, — сказал себе Стас. — А может быть, здесь вообще никакой связи нет…»

В бухгалтерии Стас долго рассматривал отчет Аксеновой по командировке, пытаясь вместе с Таней повторить маршрут. Билет на самолет Москва — Ровно, счет за шесть дней проживания в гостинице, железнодорожный билет в купейный вагон.

Восстановим снова. В Ровно Таня прилетела третьего февраля. Счет в гостинице открыт тем же числом. Закрыт девятого. Минуточку, от третьего до девятого — семь дней. Значит, она поселилась в гостинице во второй половине дня и в первой половине уехала, поэтому ей посчитали шесть дней. Поезд от Ровно до Москвы идет около суток. Если она уехала в середине дня девятого, то в середине дня десятого она должна была быть в Москве. А Галя, ее сестра, категорически утверждает, что Таня приехала в пятницу утром, одиннадцатого. Где же еще она была почти целые сутки? Тихонов взял железнодорожный билет и внимательно посмотрел на свет. На темном квадратике картона были видны еле заметные светлые точки компостерных щипцов.

— Этот билет выдан железнодорожной кассой станции Ровно на скорый поезд № 16, который прибыл на наш вокзал десятого февраля в шестнадцать часов двадцать минут. Но в Брянске десятого числа билет был прокомпостирован на сутки. Затем его владелец сел в 20.45 на московский поезд и прибыл в Москву одиннадцатого февраля в восемь часов утра. — Билетный кассир взглянул на отчужденное лицо Тихонова и добавил: — Нет, нет, вы не сомневайтесь, у нас четкий график и перевозки на учете.

— Конечно, конечно, — согласился Тихонов. — А когда этот скорый прибыл в Брянск?

— Сейчас посмотрим по расписанию, — кассир пробежал карандашом по колонке цифр. — Десятого февраля в девять пятнадцать утра.

— Спасибо.

Тихонов вышел на привокзальную площадь. Часы на башне громыхнули четыре раза. Холодный, сырой ветер с Москвы-реки хлестал разгоряченное лицо. Тихонов, задумавшись, прошел остановку, вышел на Бородинский мост. Вода в реке не замерзла, коричневая, грязная, подернутая легкими клочками пара, она несла изгрызенные желтые льдины. Тихонов стоял на мосту, облокотившись на перила, на едком, пронизывающем ветру и смотрел в темную рябую глубину. На мутном, мятом зеркале воды он пытался начертить какую-то схему. Потом с остервенением плюнул вниз, как будто река скрывала все, будто она не пускала к истине… Почему Брянск? При чем здесь вообще Брянск? Брянск-то откуда здесь взялся?..