Михаил Март - Запекшаяся кровь. Этап третий. Остаться в живых

— Вот только продать он их не сможет. И где, позвольте спросить, Мазарук взял семьсот тысяч рублей, чтобы расплатиться с Червоным?

— Мазарук не впервые вывозит золото и камни. Его профиль — Ближний Восток. Там ценят наше ювелирное искусство. Этот вопрос можно задать самому Мазаруку по возвращении его в Советский Союз. Для ареста причин больше чем достаточно, хватит и одного заявления.

— Я вижу. Мне надо подумать. Идите, Журавлев.

Матвей Макарыч вышел из кабинета и медленно направился к себе. Он выполнил поставленную перед ним задачу так, как велит ему долг. Любое задание Ежова, как бы ты его ни выполнил, чревато какими-то изменениями в твоей судьбе. В аппарате НКВД шла битва за выживание, именно битва. Подозреваемые, обвиняемые, приговоренные, с ними все ясно, попал в список — прощай свобода или жизнь.

Журавлев спустился на этаж ниже и неторопливо шел по коридору. Когда он открыл дверь своей приемной, вздохнул с облегчением. Слава богу, не придется ждать и мучиться в догадках. Вопрос решился быстро: по обеим сторонам двери стоял конвой, на стуле сидел главный жандарм.

Журавлев усмехнулся:

— Вы ко мне, товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга?

— За вами, Матвей Макарыч. Извините, долг.

— Можете не извиняться, каждый делает свою работу.

Его отвели во внутреннюю тюрьму Лубянки и поместили

в одиночную камеру, железная дверь с лязгом захлопнулась. Это случилось 28 мая 37-го года. Открылась она 28 ноября 38-го, ровно через полтора года. Все это время Журавлев ждал дня, когда его уведут в подвал и выстрелят в затылок. Такое и врагу не пожелаешь.

28 ноября в камере появился невысокий лысый человек с большой головой, на носу пенсне. За ним свора сопровождающих. Он ворвался резкой порывистой походкой. Острый взгляд пронзил заключенного. Что он хотел рассмотреть, непонятно. В глазах читалась какая-то жажда, словно алкоголик не пил неделю и увидел стакан.

— Почему в камере и в форме?

— Про меня забыли полтора года назад. Спасибо, баланду давать не забывали.

— Кто такой?

— Бывший уполномоченный особого отдела третьего управления.

— Кто посадил?

Журавлев пожал плечами. Лысая голова оглянулась Один из начальников, заглянув в папку, сказал:

— Арестован по личному распоряжению Ежова с пометкой «одиночка». Комментариев не имеется.

— Фамилия?

— Журавлев.

— Следователь?

— Неугодный следователь.

— Забудь Ежова. Теперь будешь со мной работать. Назначить Журавлева особо уполномоченным в то же управление, выдать петлицы с тремя ромбами и новую форму. Присвоить звание комиссара госбезопасности третьего ранга и выделить в соответствии со званием кабинет. Идемте, комиссар. Неделя отпуска и тройной оклад.

Он говорил очень быстро, с кавказским акцентом, Журавлев и половины не понял.

— Ну что стоите, вы свободны! Лейтенант, проводите комиссара.

Журавлев обалдел от неожиданности. Лысый засмеялся, и все тоже засмеялись.

Мир изменился за полтора года, так казалось Журавлеву. В НКВД пришел новый нарком Берия. Семья неугодного следователя уцелела, дома его встретила жена, вся в слезах от счастья. Рубеко гроза обошла. Более того, он стал подполковником. Случаются все же чудеса. Но не все менялось в этом мире. Степан Августович Мазарук остался на своем месте и получил орден Ленина. Червоный дорос до должности старшего референта, Борисов продолжал шоферить и возил старого своего начальника, но уже не на «эмке», а на ЗИСе. Что тут сказать? Следствие закончено, забудьте!

Многое можно стерпеть. Русский народ самый терпеливый, а война приучила людей к дисциплине, но всему есть предел. Людей в поезде доконала жажда. Пассажиры взбунтовались. Они видели, как на поезд грузили бидоны с водой, но им ничего, кроме сухой перловой каши, не давали. Делегация разъяренных людей из четвертого вагона, оттеснив автоматчика, прорвалась к начальнику поезда. В других вагонах солдаты оказались более решительными и по проходу открыли огонь на поражение. Шесть человек полегли замертво, остальные отступили.

— Можете убрать трупы с проходов. Предупреждаю, у меня приказ, надо будет, перестреляю всех до одного. Точка! — заявил лейтенант Басалаев.

И вышел, хлопнув дверью.

— И перестреляет гад, если мы их не перестреляем! — стукнул кулаком по столу капитан Стрелов.

— Надо дать людям воду, — сказал химик, — иначе жди нового бунта.

— Отсутствие воды и нехватка кислорода пошла на пользу, — взволнованно заговорил профессор. — Больные идут на поправку, многие стали есть. Не возникло ни одного нового очага, нет новых больных. Мы победили заразу.

— Вода нужна здоровым, Иннокентий Ильич, — сказал Лыков. — Будем раздавать воду, а заодно поговорим с людьми. Но надо знать, о чем. Сейчас мы должны вынести свое решение.

— Отличная идея с раздачей воды, — прищурил глаза Яков Стрелов, — будем брать поезд на абордаж.

— Это как? — не понял Андрей.

— В каждом вагоне есть мужчины. Четырех здоровяков всегда найти можно. По два на автоматчика. У всех есть часы. Надо сверить их вплоть до секунды, ведь общий сигнал мы подать не сможем. В один момент, в одну секунду и все разом пойдем на конвой. На всякий случай в моем купе есть четыре автомата, те, что забрали у беглых. Других шансов выжить у нас нет.

— Я против насилия, — возмутился профессор. — Двое неопытных мужчин против автоматчика! На кого вы рассчитываете? На таких же героев, как вы? Ошибаетесь! Большинство людей такие, как он! — Профессор указал на ученого-химика Андрея Тарасова, который даже с собственными детьми не мог справиться. Андрей смутился.

— Я поясню вам, профессор, — спокойно начал Лука Лыков. — Ни один здравый умом генерал не мог дать команду убивать своих мирных граждан. Лейтенант Басалаев такие полномочия получил. Только что расстреляны пассажиры. Нас ждет та же участь. Поезд заразный, и мы должны исчезнуть с лица земли вместе с поездом. Эшелон скота идет на убой, подальше от населенных пунктов. Казахстан — лучшее место для исполнения приговора. Генерал предвидел возможность остановки поезда и бунта. Вот для чего нам посадили вохровцев. Мы изгои. Никто нас не собирается лечить или спасать, куда проще стереть с лица земли и забыть.

— Значит, ты меня поддерживаешь, Лука? — воскликнул Яков. — Нас уже двое. Кто еще за нас?

В вагоне находились профессор, химик, старший проводник Гавриков, в чьем вагоне ехали беглые зеки и еще один тип с пистолетом, о котором он никому не говорил. Андрей, как школьник, поднял руку.

— Уже трое! — возликовал капитан.

— Я тоже подниму руку «за», — сказал Гавриков. — Вот только твой план, Яша, нам не подойдет. Пассажиры — не матросы на корабле. Мы потеряем людей. Действовать будем сами. Пойдем в твое купе и возьмем автоматы. Один мне, другой тебе, ты в один тамбур, я в другой. Из тамбура до тамбура стрельбу можно услышать, из вагона в вагон звуки не доходят. Освободим с тобой один вагон и пойдем в следующий. Медленно, но верно. Людьми рисковать мы не имеем права.