Сергей Жемайтис - Искатель. 1965. Выпуск №2

Косой привел сюда Ваську после долгого блуждания по поселку. Он ни у кого не хотел спрашивать дорогу.

— Наследим только, — говорил он Ваське. — На кой это надо? Мы лучше тихо, шито-крыто — и там.

Васька согласился поехать сюда только после того, как Косой сообщил, что на кладбище припрятаны вещи с большой кражи и их надо непременно перенести в другое надежное место. Косой не только обещал рассказать, что это была за кража и с кем он ее совершил, но и поделиться добычей. И Васька сделал вид, что ради доли в добыче он готов ехать куда угодно. Он хорошо помнил, что говорил ему напоследок Цветков. «Надо, Вася, выкорчевать это гнездо, и дело тут не в одном Косом. Смотри, слушай и запоминай, но на рожон не лезь, это я тебе строго говорю». А Васька решил все увидеть и ради этого «полез на рожон». Однако главное заключалось не в этом. Главное, из-за чего Васька нарушил строжайший приказ Цветкова и не заехал домой, заключалось в том, что Косой вдруг охотно согласился вернуть пистолет.

— Валяй бери, — усмехнулся он, и усмешка эта была, как всегда, какой-то нехорошей и непонятной. — Я себе другую пушку нашел, пострашнее. Только она тоже там.

И Васька поверил.

Вообще в этот вечер Косой был необычно весел и покладист, так необычно, что в другое время Васька бы непременно обратил на это внимание. Но сейчас все мысли его были заняты одним: он скоро получит назад отцовский пистолет, он все узнает о Косом, чего раньше не знал, а потом… потом они посчитаются.

Они долго плутали по дачному поселку, пока не вышли к полю. Над свежей пахотой чуть заметно дрожал воздух. Вдали на бугре виднелось кладбище.

На маленькой скамеечке около одной из могил они присели и молча закурили. Пустынная тишина кладбища действовала на обоих.

Потом Косой усмехнулся и сказал:

— Вот и подождем тут.

— Чего ждать-то? — спросил Васька.

— Каждый свое ждет, что на роду написано, — неопределенно ответил Косой, продолжая усмехаться и тягуче сплевывая себе под ноги.

И тут Васька вдруг почему-то подумал, что Косой сильнее его и что у него в кармане наверняка лежит нож.

Сумерки сгущались, и желтая пыльная дорога среди черного поля была уже едва видна.

— Подойдет кореш, — мечтательно сказал Косой, — лопату приволокет. Могилку и отроем.

— Это зачем?

Голос у Васьки чуть заметно дрогнул.

— Надо. Так надо, Резаный, — ответил Косой, и в голосе его прозвучали какие-то новые, незнакомые Ваське нотки.

Когда вышли из ресторана, Сердюк был весел и беззаботен, добродушно подтрунивал над Зерновым и перемигивался с Игорем. И Откаленко решил, что все это ему показалось, ничего Сердюк не заподозрил, да и что можно было заподозрить в том игривом разговоре, который был у того с неизвестной, но веселой и бесшабашной девушкой? Откаленко догадался, что с Сердюком говорила Тоня, секретарь их отдела, ее, конечно, позвал Цветков. А Тоня была человеком надежным.

На вечерних улицах уже зажглись огни. Было необычно тепло.

До студии Зернова дошли быстро. Она находилась совсем недалеко, тоже в новом доме, на самом верхнем этаже.

В квартире была только одна большая комната с низким потолком и непривычно длинным окном. Около стен лежали подрамники, на некоторых был натянут свежий, еще не загрунтованный холст. В углу стояла широкая старенькая тахта, рядом на маленьком столике горой лежали кисти, карандаши, стояли немытая чашка из-под кофе, металлический кофейник с черными потеками, тут же на тарелочке лежали хлеб и колбаса. К окну был придвинут мольберт с начатой картиной, изображавшей, видимо, уголок Москвы. Несколько больших портретов маслом стояли, прислоненные к стенке. Старенькие, облезлые стулья дополняли обстановку.

— Батюшки, что у нас тут творится! — схватился за голову Зернов. — И придут дамы.

Сердюк махнул рукой.

— Придут и приберут, дело какое. А вот выпить есть у вас что-нибудь, а?

— Выпить нет, — растерянно посмотрел на Игоря Зернов. — Я как-то, признаться, запамятовал, — и тут же суетливо прибавил: — Давайте я спущусь, не возражаете?

Он опять обращался к Игорю.

— Ради бога! Вы хозяин, — улыбнулся тот. — А мы пока приберем тут.

Зернов был какой-то потерянный и нервный. И это начинало беспокоить Игоря. Тем более что тот все время настороженно следил за каждым движением Сердюка и обращался с ним как-то опасливо и отчужденно. Видимо, и Сердюк заметил эту перемену и тоже насторожился. Реплики его становились все суше и короче, безоблачное настроение явно портилось.

Когда Зернов ушел наконец, Сердюк задумчиво сказал:

— Старикан наш чего-то не того. Задергался. И вообще бабами он не увлекается.

— А нам с ним не детей крестить, — беззаботно возразил Игорь. — Крыша над головой есть, и ладно.

Сердюк нахмурился.

— Ладно, да не очень.

— У тебя что-нибудь получше есть? — весело осведомился Игорь. — Тогда валяй предлагай…

— А ты, парень, я погляжу, того, — Сердюк усмехнулся, — шустрый.

Игорь многозначительно подмигнул.

— Я, брат, не только шустрый. Я еще и деловой. И всю Москву знаю. Где чего — будь спокоен.

Доверительный и залихватский тон его, видимо, понравился Сердюку. Он огляделся и презрительно заметил:

— Художник тоже мне. Они, говорят, тыщи гребут. А этот… с хлеба на квас. Вот сегодня я был у одного… — Он вдруг запнулся и не очень естественно воскликнул, решив, видно, перевести разговор на другую тему: — А рож он нарисовал до черта! И сколько же за это ему отвалится?

— Чужие рублики считаю, когда они моими становятся, — засмеялся Игорь, тоном, однако, давая понять, что речь тут идет вовсе не о воровстве, и, в свою очередь, спросил: — А где ж это ты был сегодня, чего темнишь?

Но Сердюка не так-то просто было вызвать на откровенность. Улыбка вдруг стерлась с его узкого лица, он остро взглянул на Откаленко и отрезал:

— Где был, там меня нет.

— Но обстановочка понравилась?

— Будь здоров, — рассеянно ответил Сердюк, что-то обдумывая про себя. — Ас виду человек совсем незаметный.

«Неужели ограбил кого-то? — подумал Игорь. — Его надо брать сегодня же. Такого водить нельзя, сорвется. И тогда…» Ему стало страшно от одной мысли, что Сердюк останется на свободе. Нет, нет, что угодно, только не это! В нем чувствовалась такая сильная и злая воля, такая бездушная, совсем звериная жестокость, сейчас лишь слегка прикрытая напускным добродушием, что даже ему, Откаленко, привыкшему ко многому, становилось не по себе.

— А гости твои не подведут? — спросил вдруг Сердюк, и в голосе его Игорю послышалось что-то новое, что-то, видимо, решенное.

— Будь спокоен. А что?

— А то, — медленно произнес Сердюк. — Мы им один сюрприз устроим. Обсмеются.

Тихо-тихо было на кладбище и уже совсем темно.