Василий Викторов - Приключения 1989

— Но ты уверен, Сами, что, когда наступит мир, вы пойдете вперед, а не назад?

Сами ответил мгновенно, наверное, не раз спрашивал себя о том же.

— Нет, не уверен. Скорее всего не сразу.

Да, тут как с сегодняшней дорогой. Одно на карте, а другое в жизни. И ещё один вопрос я не мог не задать:

— Тебе тяжело одному?

— Тяжело. Хотя я и не один. И ещё у меня есть вы с Титовым.

— Мы не вечны.

— Ничто зря не пропадает, Алеша. И дело даже не в том, что вы научите нас обращаться с современным оружием. Это в конце концов могли бы сделать и другие. Вы живой пример реально существующего нового мира. Сам факт, что вы такие же люди, как и все, без рогов, как ещё недавно твердили фанатики, и даже добрее, проще и лучше, чем многие здесь, уже работает на нас. Вот тебе ещё одно объяснение, почему Фаиз с тобой, в отличие от других офицеров, неровен, то держится дружески, то сух и официален. В душе, я думаю, он ненавидит и вас и нас с командиром, но вас больше. Командира или меня он ещё надеется когда-нибудь поставить на место, а вас — руки коротки.

— Знаешь, Сами, чего мне больше всего сейчас хочется?

— Скажи.

— Встретиться с тобой в Москве.

— Сначала встретимся на свадьбе у Фикри, — отшутился Сами.

Шутка прозвучала немного грустно. У меня на языке вертелся ещё один вопрос, но я отложил его до вечера.

В три часа с гребнем было покончено, и по дороге пошла техника. Можно было собираться домой. Сами отдал последние приказания, мы попрощались с офицерами и поехали. В дороге Сами вел себя так, будто никакого разговора у нас не было, и я понял и оценил его осторожность.

Прежде всего я по привычке заскочил к Титовым. Каким-то образом Татьяна Ивановна была в курсе дел, в доме пахло парфюмерией и в беспорядке валялись предметы женского туалета. Один только титовский парадный костюм, висевший наготове с внешней стороны гардероба, являл собой пример мужественности и порядка в окружавшем его хаосе. Я был готов к встрече с семьей.

— Папа, почему после тебя в ванной остается песочек? — это был первый вопрос дочери, так как по приезде я сразу проскочил мыться.

— Потому что я уже старенький, Оля.

— Надо подобрать сногсшибательный подарок и самые лучшие цветы, — отсмеявшись, сказала Наташа. — Ваш Фикри, наверное, смелый парень, если женится в такое время.

Местные свадьбы лишены нашего тесного застолья, криков «Горько!», громких песен и несметного количества еды и питья. Зато они лишены также подвыпивших и просто пьяных гостей и, как следствие, неизбежного выяснения отношений. Всё происходит гораздо более чинно и, я бы сказал, основательно. К моменту свадьбы решены все сопутствующие событию вопросы, а именно, кто покупает молодым квартиру, кто мебель, а может быть, и автомобиль. Если финансы этого не позволяют, нанимается меблированная квартира со всем необходимым. И семейная жизнь начинается на следующий же день после торжества.

Когда мы вошли в ресторанный зал, все столики были уже заняты, но командир и Сами дожидались в дверях. На эстраде стояли раззолоченные стулья для родственников. В центре в высоких креслах, напоминавших тронное место, утопали Фикри с невестой, похожей в своем подвенечном платье на Дюймовочку. Мы поздравили молодых и уселись за столики. Вскоре наши жены осмотрелись, оживились и пошел международный женский разговор.

Сами подмигнул и, как факир, вытащил откуда-то бутылку джина.

— Ну как, это будет по-русски?

— И мне водички, — попросила Ольга.

— Ты будешь пить сок, — ответила мама, не потерявшая бдительность.

Было весело, вокруг сидели друзья, стряхнувшие с себя напряжение последних дней. И хотя до конца было далеко, свадьба Фикри, этот праздничный гомон и смех рождали чувство уверенности в будущем.

Программа свадебного торжества включала, кроме закусок и прохладительных напитков, концерт и танцы. Перед концертом молодые обходили гостей.

Будущий отец семейства наотрез отказался пригубить джина.

— Мы присоединимся к вам, как только начнется концерт, — сказал он.

— Смотри, Фикри, как бы тебе не пришлось заменить джин водкой, — я пошарил в объемистой Наташиной сумке и показал ему этикетку.

Сегодня даже Ольга была на высоте, и мы не пожалели, что взяли её с собой. Не успели новоиспеченные супруги устроиться рядом с нами, как она тут же выдала самое наболевшее:

— А вы уже купили себе дочку?

— Мы сначала купим сынишку, — серьезно ответил Фикри.

— Это тоже хорошо, — одобрила Ольга.

Прощаясь, Фикри успел шепнуть мне: «Я всё равно поймаю их, вот увидишь!»

У выхода я улучил момент и спросил Сами:

— Ты случайно не знаешь некоего Хакима Халеда?

— Знаю. Откуда ты… — Сами немного замялся, потом сказал: — Мы поедем к нему. Когда все будет позади.

Мы с Титовым ехали к линии прекращения огня, причем впервые за много дней по прямой, и я воочию убедился в правильности его предсказаний. Теперь каждый день приближал нас к развязке. Оставалось сдать последние полтора десятка позиций, и всё. Правда, как будет выглядеть это «всё», оставалось для меня не совсем ясным.

Ясно было одно — мы сделали всё, что могли, и даже больше. Пустыня, тысячелетиями дремавшая под жарким солнцем, стряхнула с себя расслабляющую истому и была готова защищать своих сыновей. Было бы, конечно, в тысячи раз лучше, если бы по её потемневшей от старости коже протянулись вены оросительных каналов, неся в себе простейший и вечный эликсир молодости — воду. А пока пустыня ожила для того, чтобы снова, в который уже раз, похоронить в себе врагов.

Накануне Титов преподал мне ещё один наглядный урок по вопросу о превратностях судьбы. Вечером я долго уговаривал его заночевать в прифронтовом городе. Несмотря на то, что линия прекращения огня проходила всего в нескольких километрах от его кварталов, там по-прежнему работала офицерская гостиница. Но ни белоснежные простыни и ванна, ни вкусный ужин не соблазнили Титова. Он наотрез отказался ночью ехать в город.

— Дорога простреливается, — упрямо твердил Титов.

— Так днем она ещё лучше простреливается! — Я не видел никакой логики в титовском упрямстве.

В результате мы заночевали во фронтовой инженерной бригаде в пустом блиндаже, где, кроме голых коек с металлическими сетками и керосиновой лампы, ничего не было. Пустыня вокруг показалась мне мрачной и враждебной, не то, что у нас в лагере, где она при ярком свете луны, казалось, исходила мягким серебристым сиянием. Может быть, неприятному впечатлению способствовало изрядное количество крыс в блиндаже, которые почему-то изрезали зубами пластиковое дно моей сумки.

В бригаде все спали, когда мы приехали, и дежурный офицер оказал нам максимум гостеприимства — напоил чаем и угостил ужином, а потом отвел в этот блиндаж. Ночью он больше ничего для нас сделать не мог.