Юрий Федоров - Искатель. 1967. Выпуск №5

На дневку расположились прямо в степи — от одной лесополосы изрядно оторвались, до следующей же оставалось километров десять. Отдаленный гул моторов со стороны дороги известил о приближении очередной мотоколонны. Собственно говоря, движение на дороге не прекращалось и ночью. Время от времени какой-нибудь лихач-водитель вспарывал темноту белыми мечами света резервных, не «подсиненных» фар. Однако это не мешало нам. Гитлеровцы не отклонялись от основного маршрута.

Другое дело — день. С высоты кузовов громоздких трехосных машин открывался, наверное, отличный обзор, а рисковать понапрасну Самусев не хотел. В неглубокой, полого уходящей на север ложбинке дозорные обнаружили ветхий, полуразвалившийся сарай. Родничок струил понизу ледяную, чистую, как роса, воду. Даже сейчас, осенью, поднималась вокруг сочная трава. В тени развесистых ив сохранились крепко вбитые колья не то от скамей, не то от общего бригадного стола. В прежние времена тут располагался, наверное, полевой стан.

Здесь-то и разместилась на дневку наша команда, которую со вчерашнего утра мы именовали не иначе, как «Севастопольский батальон». Четверо с автоматами ушли в дозор. Остальные, истосковавшиеся по живой, немеряной воде, едва не осушили ручей, впервые за двое суток по-настоящему умылись. Потом блаженно развалились на ворохах соломы, на старой ветоши, захрапели на разные голоса.

Единственные, кому долгожданный привал не обещал необходимого отдыха, были Маша и я. Нам предстояло идти в разведку, выяснить, что ожидает группу по ту сторону полосы, темной бахромой оторочившей по горизонту сияюще-синий купол неба.

Самусев понимал, что после двухсуточного марша еще один почти тридцатикилометровый переход будет для нас мучительно трудным. Нам предстояло днем обернуться в оба конца, а ночью вести за собой группу до следующего подходящего укрытия. Но все определял наряд, добытый на «Варином хуторе» и совершенно преобразивший Иванову и меня.

Инструкция, которой Самусев напутствовал нас, была предельно проста.

— Далеко за полосу не уходите, километров на пять-семь, не больше. Оружия не берите, не в нем ваша сила. Хорошо бы ориентиры наметить, чтобы ночью с дороги не сбиться. Встретите немцев — держитесь спокойно, а в случае чего — идете с хутора Криничного. Слышали, что на выселках близ Верховской совхоз большой разогнали, хотите там овец прикупить. Деньги — вот.

Мы двигались рубежами — от крутобокого валуна к встопорщенным кустам орешника, от брошенной, видно, еще прошлой осенью, развалившейся телеги к копешке полусгнившего сена.

Маша намечала маршрут. Я — за «слепые» месяцы в госпитале моя память необычайно обострилась, — как школьница, шевеля губами, заучивала ориентиры и дистанции. Хотя карандаш и пачка папиросной бумаги были заготовлены, делать заметок не решались. В случае обыска они выдали бы нас с головой.

Около полосы увидели следы недавней схватки. Черные проплешины минных разрывов, наспех, видно, под огнем отрытые окопчики, россыпи стреляных гильз. Вдоль опушки чернозем был взрыт танковыми гусеницами, деревья иссечены очередями. В воздухе стоял едкий запах гари. Бой, видно, шел совсем недавно — день, может быть, два назад. Поколебавшись, мы вошли в полосу, раздвигая руками влажные от росы ветви.

В косых лучах солнца, пробившегося сквозь плотные кроны, плыли зыбкие волны испарений, толстый ковер опавшей листвы, мягко пружиня, гасил звуки шагов. По-рассветному дружно, наперебой заливались птахи. Я прислушивалась — в птичьем хоре не слышалось тревожного сорочьего стрекота, полоса была безлюдна.

Шагов через тридцать, за густым и низким, словно приплюснутым, бордюром опушки перед нами опять открылась степь. Стерня до самого горизонта бугрилась неубранными копешками. Мы огляделись.

Слева, километрах в трех, полоса круто, почти под прямым углом уходила к северу. Справа, тоже не близко, неподалеку от основной дороги, у самой кромки леса что-то темнело. Впереди прямо по маршруту, примерно на такой же дистанции, круглилась небольшая рощица.

Посовещавшись, мы решили дойти до нее и потом возвращаться. Но когда прошли с полдороги, стало ясно, что мы ошиблись. Не рощица — одно-единственное дерево — высоченная, кряжистая верба-великанша раскинула над полем могучие ветви, раскинула так широко, что издали казалась группой деревьев. Не воспользоваться такой идеальной наблюдательной вышкой было попросту глупо.

Однако задача оказалась не так проста. Маша с разбегу пыталась допрыгнуть хотя бы до первого из нижних суков — ничего не получалось. Собрали и подтащили все каменюки, которые отыскали по соседству, и этого трамплина не хватило. Тогда я, взобравшись на шаткую пирамиду, опустилась на колени, лицом к бурой, щелястой коре.

— Лезь! Лезь, становись на плечи.

Маша повиновалась. Цепляясь пальцами за ствол вербы, я выпрямилась. Сразу резко застучало в висках, глаза застлали скачущие радужные кольца.

— Достаешь?

— Нет, Зоя, чуточку не хватает… — виновато отозвалась Маша.

— Становись на голову.

— Ой, что ты? Ведь рана…

— Да быстрее, черт… Упаду ведь… Ну!

Резко оттолкнувшись от живой опоры, Маша схватилась зa толстенную бугристую ветвь, зацарапала, заскребла босыми ногами по стволу, подтянулась и белкой исчезла среди листвы.

Я отошла от вербы шатаясь, легла ничком, спрятав лицо в ладони, стараясь дышать ровнее и глубже. Медленно уплывала боль, обручем стиснувшая голову. Серая пелена перед глазами светлела, начала таять.

Прошло, наверное, с полчаса, но Иванова все еще не спускалась. Присев, я внимательно просмотрела крону, но нигде не было видно серого лоскута Машиной юбки.

— Маша, ты что там? Заблудилась?

— Им бы заблудиться, фашистюгам… Прут и прут по дороге машины, восемьдесят семь штук насчитала. И все на юг. А вон и танки… Десяток… Еще десяток… Еще… Слушай. Там, у полосы, тоже ведь танк стоит. И дымок вроде от костра поднимается. Нет, здесь напрямую идти не стоит. Правей, на угол полосы держать нужно. Ну, я спускаюсь, насмотрелась.

Несколько минут спустя, когда, забирая круто на север, мы зашагали по полю, из-за здоровенной прошлогодней скирды нам навстречу выступил невысокий человек в накинутой на одно плечо лягушачьей, с разводами немецкой плащ-палатке. Из кармана грязных синих бриджей выглядывала рубчатая рукоять пистолета.

— А ну! Девчата, подождите, не спешите. Ходите сюда, будем знакомиться.

Убегать было бесполезно. На таком расстоянии и пацаненок не промахнулся бы из рогатки. Белобрысый, обросший щетиной незнакомец держался спокойно и уверенно.