В. Меньшиков - Искатель. 1970. Выпуск №1

Но он не остановился.

— Отказ дубля! Реактор вышел из-под контроля! — выкрикнул Шегель.

Все, рейдер обречен. Взрыв реактора неизбежен. Теперь Ларин должен сделать так, чтобы этот взрыв наделал как можно меньше бед.

— Спутник, я Вихрь. Реактор вышел из-под контроля. Обеспечьте старт.

— Понял. Старт разрешаю.

Ларин снял рейдер со стопоров и выжал ходовую педаль. Легкая перегрузка, и стрелки приборов дали знать, что корабль тронулся с места.

— Реактор вышел из-под контроля! Вы меня поняли? Реактор вышел из-под контроля! — кричал между тем Шегель. Похоже — сорвался и потерял голову. Да разве мудрено? Ядерный взрыв неизбежен. Только спокойно, от старт-спутника надо отойти на самом малом ходу, а то выходная струя двигателя наделает бед.

— Понял, Олег Орестович, — возможно более будничным тоном ответил он Шегелю, — реактор вышел из-под контроля. Сколько до взрыва?

— Мало! Реактор неуправляем!

— Точнее, сколько до взрыва? — холодно сказал Ларин..

— Это… это надо посчитать по производным.

— Посчитайте.

— По… понял.

Старт-спутник остался в стороне. Ларин довернул рейдер на маяк входных ворот зоны испытаний и прибавил ходу.

— Я Вихрь. Освободите первую зону.

— Зона свободна.

Теперь остались пустяки. Надо катапультировать экипаж, пройти ворота зоны, дать кораблю самый большой ход и катапультироваться самому. В защитной капсуле. Остальное дело спасателей.

— Я Вихрь. Готовьтесь принять оператора.

— Понял. Спасательный бот следует за вами.

Хотя бы раз использовался этот бот по прямому назначению? А теперь пробил и его час, придется лезть в самое пекло. Как только не называли этот маленький кораблик охочие до шутки и острого словца космонавты! Колобок, черепаха, бронтозавр. Истинно колобок, корпус у него больше метра толщиной, он и термоядерное облако проскочит.

— Командир, до взрыва сто девяносто плюс-минус пять секунд, — четко доложил Шегель.

Молодчина, взял себя в руки! Ларин пустил секундомер и вышел на внешнюю связь.

— Я Вихрь. Подхожу к зоне. Имею резерв три минуты.

— Понял, три минуты.

Большая стрелка десятисекундника резво бегала по циферблату. Оборот — десять секунд, оборот — десять секунд. Еще семнадцать оборотов успеет она сделать, а потом «Вихрь» превратится в раскаленное ничто, в маленькое злое солнце, испепеляющее все вокруг.

— Бот, я Вихрь. Готовьтесь принять оператора.

— Я бот, понял. Иду рядом, слежу за вами.

— Андрей Николаевич, — послышался возбужденный голос Шегеля, — есть выход!

Это было как гром с ясного неба!

— Выход? — оторопело переспросил Ларин.

— Можно попробовать «заморозить» реактор ходом. Форсажным ходом! Гарантия успеха — процентов тридцать!

— Понял! Все понял!

Как это просто! Почему он сам не додумался до этого? Почему до этого вообще никто не додумался раньше? Может быть, потому, что «замораживать» аварийный реактор это все равно что ходить по краю пропасти с завязанными глазами?

При разгоне корабля из горячей зоны реактора с колоссальной скоростью выбрасывается плазма, а поэтому активность этой зоны на ходу заметно меньше, чем при холостой работе, когда плазма «варит» саму себя без всякой полезной отдачи. Это все давно известно… Если, например, с места резко дать сразу максимальный, форсажный ход, то утечка плазмы будет такой большой, что температура горячей зоны может упасть ниже нормы, и тогда термоядерная реакция прекратится. Реактор остановится, «замерзнет», как говорят специалисты.

Да, все это давно известно, но вот Шегеля озарило, и он понял, что «заморозить» можно не только нормальный реактор, но и находящийся в аварийном состоянии. А почему бы и нет? Попытаться сбросить готовую взорваться, закритическую плазму через рабочее сопло, гонять рейдер на форсаже до тех пор, пока не «замерзнет» реактор! А уж если ничего не выйдет, то в самый последний момент катапультироваться в защитной капсуле. Конечно, полностью от проникающей радиации она не защитит и он получит добрую порцию рентген, но ведь для чего-то существует и медицина! А разве красавец рейдер, над созданием которого три года работали лучшие инженеры Земли, не стоит риска?

Да, это будет не надежная, точно рассчитанная операция, а бег по краю пропасти, риск, расчет на удачу, игра! Даже не игра, а бой. Встречный бой со стихией, рвущейся на свободу из-под контроля человека. Вряд ли честно от этого боя уклоняться.

— Командир, рискнем? — азартно спрашивал Шегель.

Ларин бросил взгляд на секундомер. Время еще есть, две с лишним минуты. И принял решение.

— Бот, я Вихрь. Катапультирую оператора.

— Понял, готов.

Какое-то мгновение Ларин помедлил.

— Олег Орестович, катапультируйтесь.

— А… а вы?

— Попробую «заморозить» реактор.

— Но это… это нечестно! Реактор мое дело! Я остаюсь!

Он прав, он тысячу раз прав! И все-таки Ларин не мог оставить его на борту. Дело было даже не в человеколюбии и благородстве. «Замораживание» аварийного реактора требовало отдачи всех душевных сил, до капли, без остатка, выхода на самую грань возможного. Одним своим присутствием на борту Шегель связал бы ему руки. Ларин не сделал бы и половины того, на что был способен.

— Оператор, — решительно сказал он, — немедленно катапультируйтесь.

— Понял, — дрожащим от обиды голосом ответил Шегель.

Послышался легкий щелчок — это были отстреляны узлы крепления оператора, а потом хлопок. Ларин проследил по экрану за траекторией полета капсулы и, убедившись, что все в порядке, облегченно вздохнул. Все. Он остался на корабле один.

— Вот, оператор катапультирован. Меня не ждите.

— Вихрь, я бот. Вас не понял!

Ларин не стал повторять, не было времени.

— Спутник, я Вихрь. Имею резерв две минуты. Стартую, пробую «заморозить» реактор.

И хотя все уже было решено, какое-то короткое мгновение Ларин помедлил. Не то, чтобы он колебался, пути назад не было! Просто бой за рейдер требовал отличной формы, надо было привести себя в порядок, собраться. Так медлит штангист, уже нагнувшись и обхватив гриф штанги с рекордным весом.

— Вихрь, вам одна минута. Затем срочное катапультирование!

— Понял. Пошел, не мешайте.

Ларин энергично выжал ходовую педаль. Тело сразу налилось свинцом, отяжелели веки, отвисли щеки, в глазах поплыл туман… а вот и темнота! Мгновение, и Ларин убрал ногу с педали. Рейдер рывком вышел на малый ход, провал в сознании длился доли секунды. Так и было задумано. Однако желтая лампа реактора мигает по-прежнему. А ну еще раз!

Да. Так и было задумано. Ларин сознательно шел на риск, на тонкое балансирование на самой грани дозволенного. Он знал, что сбить накал реактора, а потом и «заморозить» его можно только максимальным ускорением. Надо было жать на ходовую педаль, жать до потери сознания в самом буквальном смысле этого слова. Но в самый последний, критический момент надо было остановиться! Стоило пропустить это мгновение, стоило чуть затянуть перегрузку, как темнота в глазах могла перейти в полную потерю сознания, а в такой обстановке это равносильно катастрофе. Такая балансировка на самой грани допустимой перегрузки была смертельно опасной, требовала абсолютного самообладания и уверенности в себе, но только она одна и повышала существенно вероятность успеха этого боя.