Петр Губанов - Искатель. 1970. Выпуск №2

Они повернули с Дерибасовской за угол и по ступенькам спустились вниз.

— Сядем в углу? — сказала она.

— Давай, — согласился он.

Время обеденного перерыва прошло, и в ресторане было пустынно.

Она развернула карточку.

— Я угощаю тебя обедом. Хорошо? — сказала она.

— Если это доставит вам удовольствие.

Он улыбнулся и склонил голову, приложив руку к сердцу.

— Знаешь, я устал от такого обилия людей, встреч, разговоров, — сказал он.

— Это понятно. Одичал ты.

— Коктейль… Хорошо, — произнес он и медленно поднес бокал к глазам, потом осторожно придвинул к ее бокалу.

— Льдинка, — сказал он.

— Ну и что? — спросила она.

— Точно такие же плавали у нас в чайнике, — сказал он.

— Расскажи дальше, — попросила она.

Яшка пожал плечами и усмехнулся.

— Дальше… Ничего особенного. Все то же. Просто я плохо знал арифметику. Еще со школы. Неправильно считал перевалы. Тот был предпоследний. Только и всего, — сказал Яша.

Он поднял вилку и осторожно положил ее рядом.

— Цыплята табака… Знаешь, вот бы состряпать куропатку табака. Представляешь, полярная куропатка табака. Блюдо-модерн! Все позеленеют от зависти. Научись, Майка, готовить, а сырье я обеспечу, — сказал он.

Она сидела, склонив голову, и он вдруг испуганно глянул на нее. Приподнял за подбородок голову и — глаза в глаза:

— Ты поедешь со мной, Майка?

— Дурачок, — сказала она и дернула его за ухо.

…Уже темнело. Люди спешили по улицам, заходили в магазины, с ходу садились в вагоны трамвая, «голосовали» зеленоглазым машинам. Было тепло и уютно. И только с моря тянуло свежестью и йодоформом.

Они медленно шли по улицам, говорили о пустяках, о планах на завтрашний день, замолкали. И тогда, в минуты молчания, он прижимал к себе ее локоть, вздыхал, и рука опускалась в карман, где лежали спички и сигареты.

— Зайдем? — сказал он.

Из-за стеклянной перегородки, на ней значилось «От А до Е», ему протянули узкий листок бумаги.

— Распишитесь и поставьте дату, — сказала девушка за окошком.

— От кого, Яшка? — спросила Майка.

Он молча развернул телеграмму.

— Хорошо, — сказал он. — Очень хорошо.

— Коля, — сказал Яшка. — Коля выписался из больницы. Сейчас пока в Магадане. Поздравляет нас с Новым годом.

— Спасибо, — сказала она.

— Пойдем к морю, Майка…

Они стояли у Потемкинского трапа и смотрели вниз, где жил и работал старый добрый Одесский порт.

Стало совсем темно, и порт зажег все огни.

Люди сновали по бульвару, но им казалось, что нет никого рядом.

— Хорошо вдвоем? Правда? — сказал Яшка.

— Да… А его возьмем в компанию? — спросила она.

— Дюка? Ну, если старику Ришелье скучно на бульваре, заберем его в тундру, — сказал он.

Над Карантинным причалом вспыхнуло зарево сварки. Яшка вздрогнул.

— О чем ты думаешь? — спросила Майка.

Яшка опустил руку в карман.

— Сигареты кончились, — сказал он.

«Нужно туда, к сполохам, — подумал Яшка. — Снова увидеть, как горит небо…»

Оскар Вайс и Роберт Дубовский быстро шли между двумя товарными составами. На путях голосисто перекликались паровозные гудки. Время от времени фигуры подпольщиков исчезали в клубах пара, вырывавшихся из-под колес вагонов: рядом, параллельно эшелону, где находились бронзовые скульптуры и бюст Ленина, маневрировал пристанционный локомотив. С минуты на минуту поезд с «бронзовым грузом» уже должен был отойти от вокзала Зальцбурга дальше, на запад.

Друзья торопились. Вагоны прикрывавшего их слева поезда внезапно дернулись. Звон буферных толчков цепочкой пробежал вдоль состава. Вайс и Дубовский торопливо высвечивали карманными фонарями сделанные на вагонах в Вене пометки мелом — своеобразные железнодорожные путевые листки. Где-то среди них должен быть и условный знак, оставленный ефрейтором Воком — к счастью, еще до того, как гестапо установило за ним постоянную слежку.

Над Зальцбургом сгущались сумерки. Невысокие, крутоголовые горы сразу приблизились к окраинам, черной тенью наваливались на дома.

Вайс оглянулся. В конце коридора, образованного двумя поездами, замелькали фонари патруля.

— Вот она, смотри! — прошептал в ту же минуту Роберт, обнаружив метку.

Подпольщики остановились перед открытым вагоном с высокими бортами.

Вайс вспрыгнул на нижнюю ступеньку железной лестницы, поднимавшейся по борту вагона, и протянул руку Роберту. Мигом перемахнув через борт и оказавшись в причудливом хаосе множества бронзовых скульптур, друзья затаили дыхание. За бортом несколько минут спустя послышались тяжелая поступь бегущих людей и злобное рычание овчарок. Потом шум затих. Где-то впереди простуженным хрипом дал сигнал отправления гудок паровоза.

…Поезд мчался по альпийским ущельям, едва не цепляясь за гранитные выступы скал, грозно нависавших над железнодорожным полотном. Возле крутых насыпей скрежетали о каменное ложе горные потоки. На поворотах, на высоте паровозной будки мелькали прикрепленные к скалам огромные щиты. Они предупреждали: «Осторожно, обвалы камня!» Сейчас их скрывала коварная темь. Но машинисты знали эти опасные участки так же хорошо, как и ступени своего дома.

Роберту могло показаться, будто он снова очутился в забое. Ползком, напрягая все силы, подпольщики карабкались по грудам бронзовых скульптур, ежесекундно рискуя оказаться придавленными каким-нибудь металлическим гигантом, — опрокинувшимся из-за внезапного толчка вагона.

Роберт на мгновение отчаялся было пробиться к цели среди хаоса сплетенных бронзовых рук и торсов изваяний, намертво сцепившихся и замерших, будто застигнутых колдовскими чарами в разгар жестокой схватки.

Случайно луч фонаря Вайса осветил скульптуру, лежащую поверх всех остальных у дальнего борта вагона.

— Он! — в один голос обрадованно воскликнули товарищи.

Тяжело дыша, несколько минут они лежали неподвижно, выжидая, когда чуть успокоятся бешено стучавшие сердца и пот перестанет застилать глаза…

И только когда подпольщики подобрались к бюсту, завернули его в брезент и обвязали веревками так, чтобы удобно было извлечь его из вагона и затем быстро унести — бронзовая скульптура весила более шестидесяти килограммов, — их вдруг поразила одна и та же мысль. Каким образом бюст Ленина оказался на самом верху? Ведь унтер-офицер Фегль говорил Воку, что гестаповцы приказали бросить бюст на самое дно вагона, завалить его другими скульптурами, и Вок передал это Альбатросу в разговоре у моста Шведенбрюкке… Кто же из рабочих, грузивших скульптуры из пакгауза в открытый вагон, так облегчил впоследствии подпольщикам их тяжелую задачу, словно догадываясь о том, как это им нужно? Сколько было нужно мужества и ловкости их неизвестному помощнику, чтобы под самым носом у гестаповских ищеек, очевидно, в самый последний момент положить бюст наверх!