Богомил Райнов - Искатель. 1971. Выпуск №4

Потом я обнял его за плечо — стоило ли обращать внимание на грязь его одежды, когда парень принес мне две тысячи семьсот долларов? — и мы снова направились в аптеку.

— Мне нужна расписка, — напомнил он.

— Отлично, — ответил я. — Я напишу вам то же самое: я продаю все, чем владею или имею право продавать. Вы сделали удачную покупку.

— А вы неплохо заработали на своем товаре, — ответил он Теперь он мне нравился. Дергающийся, грязный какой угодно, он был свой человек.

Мы подошли к аптекарю, заверить расписку, и, честное слово, я никогда не видал более негодующего человека.

— Хороший бизнес, а? — сказал он. — Не слишком ли вы горячитесь?

— Слушайте, вы, — ответил я. — Вы заверяйте, и все. — Я показал расписку Эксару. — Так годится?

Он кашлял и изучал расписку.

— Все, чем вы владеете или имеете право продавать. Прекрасно. И, знаете что, напишите о вашей правоспособности как торгового агента, вашей профессиональной правоспособности.

Я внес изменения и расписался. Аптекарь заверил расписку.

Эксар вытащил из кармана брюк пачку денег. Он отсчитал пятьдесят четыре хрустящие, новенькие пятидесятидолларовые купюры и положил их на стеклянный прилавок. Затем взял расписку, сложил ее и спрятал. И направился к двери.

Я схватил деньги и бросился за ним.

— Может быть, еще что-нибудь?

— Ничего, — ответил он. — Все. Дело сделано.

— Я понимаю, но мы можем найти еще что-нибудь, какой-то другой товар.

— Больше искать нечего. Дело сделано.

По его голосу я понял, что дела закончены.

Я остановился и посмотрел, как он толкнул вращающуюся дверь. Он вышел на улицу, свернул налево и пошел так быстро, будто чертовски спешил.

Дела закончены. О'кэй. В моем бумажнике лежали три тысячи двести пятьдесят долларов, которые я сделал в одно утро.

Но верно ли я действовал? Было ли это действительно высшей суммой, назначенной в представлении? И как близко я к ней подобрался?

Один из моих знакомых — Морис Барлап — мог помочь мне разобраться в этом деле.

Морис, как и я, занимался бизнесом, но бизнесом своего рода — был театральным агентом и дело знал как свои пять пальцев. Вместо того чтобы сбывать медный лом или, скажем, устраивать кому-то участок земли в Бруклине, он торговал талантами. Он продавал труппу актеров в горный отель, пианиста в бар, конферансье для театрального обозрения, комика в ночную радиопрограмму.

Я позвонил ему из телефонной будки возле выхода и спросил о телевикторине.

— Вот что я хочу узнать…

— Нечего узнавать, — отрезал он. — Никакой викторины нет, Берни.

— Да есть она, черт возьми, Морис. Ты просто не слыхал.

— Такого представления нет. Не готовится и не репетируется — нет ничего такого. Подумай сам — до начала передачи тратится уйма денег: нужен сценарий, нужно время на телевидении. А до покупки времени режиссер готовит рекламу. И когда мне звонят насчет исполнителей, я уже наслышан о представлении из ста источников. Я знаю, что говорю, Берни, и раз я сказал, что такого представления нет, значит его нет.

Он был чертовски уверен в себе. Безумная мысль неожиданно промелькнула в моем мозгу. Нет. Не может быть. Нет.

— Значит, это, как и говорил Рикардо, газета или университетское исследование?

Он задумался. А я должен был сидеть в этой душной телефонной будке и ждать — Морис Барлап имел голову на плечах.

— Эти чертовы документы, эти расписки — газеты и университеты так не работают. И на чудачество это непохоже. Я думаю, тебя провели, Берии, не знаю, на чем и как, но провели.

Этих слов было достаточно для меня. Морис Барлап чует обман сквозь шестнадцатифутовую изоляцию из силикатной шерсти. Он не ошибается. Никогда.

Я повесил трубку и задумался. Безумная мысль вновь вернулась ко мне и бомбой разорвалась в моем мозгу.

Шайка космических пришельцев решила захватить Землю. Может быть, они собираются устроить здесь колонию, а может, курорт, черт их знает. У них свои дела. Они достаточно сильны и высокоразвиты, чтобы захватить Землю силой. Но они не хотят делать это беззаконно, им нужно юридическое обоснование.

Так вот. Может быть, этим бандитам только и надо, что получить от одного полноправного представителя рода человеческого клочок бумаги на передачу им Земли? Нет, неправда. Любой клочок бумаги. Подписанный любым американцем.

Я опустил монету в автомат и набрал номер Рикардо. Его не было в колледже. Я объяснил телефонистке, что у меня очень важное дело, и она ответила: хорошо, я постараюсь отыскать его.

Все это турусы на колесах, думал я, Мост Золотых Ворот, Азовское море — все это такие же уловки, как продажа двадцатки за пятерку. В действиях бизнесмена есть одна верная примета — раз он прекращает все переговоры, закрывает лавочку и уходит, значит он получил что хотел.

Эксар хотел получить Землю. А все эти дополнительные права на Луне — чистейший вздор! Они выдумали этот трюк, чтобы сбить меня с панталыку и побольше выторговать.

Да, облапошил меня Эксар. Он словно специально изучил, как я работаю. Словно ему надо было купить именно у меня.

Но почему у меня?

И что означал этот бред на расписках о моей доле, моей правоспособности, что, черт возьми, это означало? Я не владею Землей, я не занимаюсь куплей-продажей планет. Вы должны владеть планетой, прежде чем продавать ее. Это закон.

Но что я продал Эксару? У меня нет никакой недвижимости. Может быть, они собираются забрать мою контору, заявить нрава на часть тротуара, по которой я хожу, или наложить арест на стул в кафе, где я пью кофе?

Это вернуло меня к исходному вопросу: кто «они»? Кто, черт возьми, были «они»?

Телефонистка дозвонилась наконец до Рикардо. Он был недоволен:

— У меня факультетское собрание, Берни. Я позвоню тебе позже.

— Подождите секунду, — умолял я, — Я влип и не знаю удастся мне выпутаться или нет. Мне очень нужен совет.

Я говорил без передышки — в трубке слышались голоса каких-то крупных боссов, а я без умолку рассказывал о происшедшем со мной после нашего утреннего разговора. Как выглядел Эксар, какой от него шел запах, какой забавный цветной телевизор он смотрел, как он отказался от прав на Луне и ушел, удостоверившись, что купил Землю. Что сказал по этому поводу Морис Барлап и какие у меня самого подозрения — все сказал.

— Только одна вещь, — я усмехнулся, чтобы показать, что не принимаю эту историю всерьез. — Кто я такой, чтобы заключать такие сделки, а?

Казалось, он все тщательно обдумал.