Ал. Азаров - Приключения-1971. Сборник приключенческих повестей и рассказов

— Все-таки я объяснюсь с капитаном миноносца, — сказал русский капитан-лейтенант, — не бойтесь, я вас не выдам. Но я вправе знать, куда и с какой целью меня транспортируют на корабле его величества.

О'Брайнен извинился и без обиняков сказал о цели рейса. Они распили бутылку «Белой лошади», обсуждая последние сообщения из действующей армии и морские сводки.

Расставаясь, О'Брайнен сказал:

— Поверьте мне, коллега, я многое бы дал, чтобы не встречаться с вашим клипером. Будем надеяться, что так и случится. А если произойдет чудо, то постарайтесь внушить своему командиру, что необходимо иногда подчиняться здравому смыслу.

— Здравый смысл — понятие очень емкое. Командир клипера мой друг, я его знаю с Морского корпуса и не могу его упрекнуть в отсутствии здравого смысла.

— Все же на его месте я не стал бы ложиться в дрейф на виду береговых батарей и чего-то ждать в течение двух часов, когда дорога каждая минута.

— Он поджидал меня.

— Тогда другое дело. Благородно! Приношу извинения и прошу забыть о нашем разговоре. Все будет отлично. Я почти уверен, что мы не догоним ваш корабль и, совершив легкую прогулку, вернемся в Плимут или в Портсмут.

Поднявшись на палубу, Николай Павлович придерживая фуражку, посмотрел на покачивающийся небосвод и с облегчением вздохнул: миноносец и клипер пока шли на расходящихся курсах. Но это еще не значило, что клипер в полной безопасности. У преследователя слишком большое преимущество в скорости, и он каждую минуту может изменить курс. И действительно, небесный свод круто развернулся почти на девяносто градусов. Николай Павлович представил себе лист карты и две движущиеся точки. Возможно, под утро они если и не встретятся, то пройдут совсем недалеко друг от друга.

Ветер пронизывал шинель старшего офицера, а он, не чувствуя холода, прикидывал в уме вероятность встречи.

Над головой, на ходовом мостике, послышались шаги, а затем прозвенели четыре двойных удара в рынду — восемь склянок, — конец последней вахты. Начались новые сутки. Как хотел в эти минуты моряк, чтобы его корабль находился далеко-далеко от берегов Европы. Николай Павлович бросил взгляд на узкую палубу. На ней темнели лотки торпедных аппаратов, угадывались дула орудий, вся она казалась загроможденной ненужными вещами. Он вновь мысленно перенесся на свой клипер. При таком ветре, слегка накренясь на правый борт, он великолепно режет форштевнем океанскую волну.

Старший офицер клипера, как и его командир, оставался в числе немногих приверженцев парусного флота. И чем больше они понимали его обреченность, тем сильнее любили свой последний корабль.

С восьмым ударом в рынду на мостик миноносца поднялся офицер, заступающий на вахту. Скоро по трапу спустился лейтенант Фелимор. Он был весел и возбужден. Вахта прошла прекрасно, а сейчас он закусит в кают-компании и выпьет пару стаканов чаю с коньяком. Нет, лейтенант не жалел, что променял спокойную чиновничью жизнь на бесконечные вахты на мостике «Грейхаунда».

Заметив Фелимора, Николай Павлович хотел было перейти на другой борт. Но Фелимор увидел его:

— О, кэптэн Никитэн! Приятная ночь, не правда ли?

— Да, славная ночь, хотя все портит чрезмерная скорость вашей борзой.

— Что вы. Мы идем не самым быстрым ходом. Можем выжать еще пару-другую миль.

— Нет, почему же, при свежем ветре и у нашего клипера довольно приличная скорость. Но там ее совершенно по-иному ощущаешь...

Ветер подхватывал и уносил слова, собеседники восстанавливали фразы только по их обрывкам. Фелимор предложил зайти в кают-компанию. Никитин поблагодарил и сказал, что побудет на палубе. Как ни хотелось Фелимору горячего чая с коньяком, он, чувствуя себя хозяином, да еще виноватым перед гостем, увлек его за рубку.

— Вот здесь совсем тихо, — сказал Фелимор. — Вы будьте великодушны и еще раз извините меня за опрометчивый, если хотите, бестактный, глупый поступок. Сейчас, все обдумав, я понял, что не имел права что-либо предпринимать по отношению к вам, не посоветовавшись предварительно с вами.

— Я уже высказывал вам свое отношение. Но сейчас этот поход стал даже мне нравиться.

— Вот и прекрасно! Какой вы груз сняли с меня! Последнее время я наделал невероятное количество глупостей. И знаете, почему?

Никитин не успел ответить простодушному Фелимору. Из кормы миноносца вырвался столб пламени. Теряя сознание, капитан-лейтенант почувствовал, как у него онемели ноги от чудовищного удара в подошвы и он, как во сне, поднимается в воздух.

Очнулся Никитин под водой и опять, как во сне, инстинктивно затаив дыхание, стал выгребать на поверхность. Вынырнув и отдышавшись, принялся сбрасывать с себя шинель и опять он это делал, еще не отдавая себе полного отчета в том, что произошло и почему он очутился в воде. Вода была холодной, но он еще не чувствовал этого, работая руками и ногами, чтобы удержаться на поверхности, и оглядываясь вокруг в надежде найти обломок или спасательный круг. Под руку попало весло. Он лег на него грудью, весло тонуло, но это уже была опора на первое время. Началась довольно сильная зыбь. Поднявшись на гребень волны, Никитин увидел в десяти футах дверь и поплыл к ней. Нашел ручку и, ухватившись за нее, понял, что может держаться так довольно долго. И тут впервые почувствовал, как холодна вода. Все это время он прислушивался, стараясь услышать чей-либо голос. Стояла жуткая, пугающая тишина. «Никого. Бедный Фелимор», — подумал он и понял, что оглох. Он не слышал ни свиста ветра, ни шума волн. Ударил рукой по воде и не услышал всплеска.

— Час от часу не легче, — сказал он, не слыша своего голоса, и стал трезво обдумывать положение. Самое большее, он продержится на этой двери до рассвета — и то если привяжется к ручке ремнем. Температура воды не выше пятнадцати градусов, она вытянет из него все тепло, лишит подвижности, закоченевшие руки перестанут слушаться...

«Лучше не думать об этом, а бороться. Надо найти что-либо посолиднее. Обломок шлюпки, пояс», — и он стал толкать дверь, с каждым рывком подвигаясь на несколько дюймов.

«Так, пожалуй, лучше, — подумал он. — Силы у меня еще есть. Что с моими ушами?» Он тряхнул головой и вдруг почувствовал, как из ушей вылилась «горячая» вода, и он стал с трудом различать голоса моря. И как будто где-то далеко-далеко крик тонущего. Николай Павлович, прислушиваясь к замирающему голосу, стал энергичней толкать свою дверь туда, откуда доносился крик.

— Да сюда же, сюда! Боже мой, куда вы плывете? — услышал он совсем ясный и как будто знакомый голос справа от себя и увидел силуэт человека, стоящего по пояс в воде.

Николай Павлович закрыл глаза, с ужасом подумав: «Галлюцинации, конец!»