Лев Корнешов - Зона риска

— Они заказывали за ваш счет, — предупредила Надя.

— Прекрасно, так мы и уславливались. А уговор дороже дензнаков, так, кажется, считал незабвенный Остап Бендер.

— Он работал в торговле и его взяли? — поинтересовалась Надя.

— Не совсем в торговле, и скорее он «взял» сам себя... Сделайте четыре коньяка. И кофе.

— Бывает, — философски заметила Надя по поводу неизвестного ей Остапа Бендера и тщательно отмерила коньяк. Она твердо знала, кому можно недолить, а кому даже наоборот.

— Почему четыре? — заинтересовался Мишель.

— К нашему столику чуть позже причалит одна моя знакомая. — Андрей старался вспомнить словечки из молодежного жаргона, которые ему попадались в повестях друзей-литераторов о подростках.

— Ну вот, — завяла Ела. — А обещал быть со мной.

— Не кисни, Ела. — Андрей заметил, что та обиделась. — С этой девочкой, как и с тобой, меня связывает только нежная дружба.

— Знаем мы эту дружбу.

— Девчонка хорошая, я серьезно тебе говорю. И строгая.

— Посмотрим, — сказал Мишель солидно.

Он, к удивлению Андрея, был трезвым и сейчас не тянулся к рюмке. Приятели Мишеля сидели в противоположном конце бара, лениво потягивали коктейли.

— Твои оруженосцы? — кивнул на них Андрей.

— Его. — Ела решила, что пообижалась достаточно.

— Слушай, — спросил Мишель, — ты настоящий журналист?

— Говорят, что настоящий.

— И часто бываешь за границей?

— Как того работа требует. Я ведь езжу за границу не развлекаться, а работать.

— У тебя кто пахан?

— Отец? Фронтовик, кадровый рабочий, сейчас на пенсии.

— Интересное кино, — протянул Мишель. — А я думал, он шишка...

— С чего взял? — удивился Андрей.

— Ну журналист, за границу ездишь. Меня вот не посылают.

— А ты английским хорошо владеешь?

— Ты что, спятил?

— И институт с отличием закончил, и каждый день два десятка газет и журналов просматриваешь, и по двенадцать часов за письменным столом просиживаешь, и умеешь писать так, чтобы людям было интересно и полезно читать твою писанину?

— Во дает! — почти восхитился Мишель.

— И написал несколько книг... Или, может, ты прекрасный слесарь-наладчик станков, поставляемых за рубеж? А то вдруг ты молодой талантливый врач, педагог, знаток в области точных наук? А то специалист по строительству — на них большой спрос в развивающихся странах?

Мишель понял, куда гнет Андрей, проворчал обидчиво:

— Конечно, мы серые... Куда нам!

— А почему «мы»? Ведь речь идет о тебе персонально. Другие учатся, а ты — в «Овощи — фрукты», наверное, чтобы поближе к бутылке быть? Только ради бога не оскорбляйся, ты прямо спросил, я, что думал, ответил. Кажется, у вас здесь в моде психовать, так я заранее предупреждаю — не очень красиво это — мужику закатывать истерику.

Мишель сдерживался изо всех сил. Ему хотелось вскочить, двинуть стол так, чтобы журналист оказался на полу, пусть почувствует, что это такое — быть на полу, прибегут приятели, кто ногой, кто кулаком, долго будет отмываться журналист.

— Не наливайся, Мишель, — тихо предупредила Ела. — Он дело говорит.

— А я чего? Я ничего... — Мишель выпил коньяк. — Я, конечно, понимаю, жизнь по-разному к людям поворачивается. — Он выразительно похлопал себя чуть ниже спины.

— Нет, Миша. — Андрей решил не щадить самолюбия Мишеля, пусть глотает то, что заслужил. — Не совсем так. Жизнь одна, это люди к ней по-разному и, пардон, разными местами...

Андрей рассказал о своих последних командировках, о рабочих ребятах, с которыми встречался за кордоном. Он говорил о том, как ранним утром, когда еще сизая темень прижимается к асфальту большого города, он стоял в очереди безработных на бирже труда — хотелось своими глазами увидеть этих людей, услышать их разговоры. Еще он вспомнил, как в одном из американских городов напросился на всю ночь сопровождать полицейский патруль в машине. Вначале «копы» на него косились, но потом признали «ничего парнем» и занялись своей привычной работой. И ни на грош романтичного, героического не было ни в том, что они делали, ни в том, как вели себя хулиганы, дебоширы, мелкие воришки, проститутки. «Гнусная работа», — сказал один из полицейских уже под утро, когда все почти валились с ног от усталости. «Хлебни, парень, — протянул второй Андрею плоскую бутылку с виски. — Хлебни, чтобы не стошнило от этого дерьма». — «Кто его довел до такого вида?» — Андрей имел в виду только что задержанного бродягу, на которого напяливали наручники.

— Э-э-э, — промычал полицейский, — сам дойдешь, если у тебя ни цента, а работы не было, нет и не будет.

Он мыслил здраво, этот полицейский, и сержант, начальник патруля, ткнул его кулаком в бок: все-таки с ними «красный» журналист.

Андрей нарочито лаконично рассказывал, как выглядит эта гнусная работа, он словно снова видел жалких, потрепанных бродяжек, падавших под полицейскими дубинками, рослых негров, которых полицейские обыскивали и избивали только потому, что они негры и случайно встретились в местах, взятых на заметку.

Андрей умел заинтересовать собеседников, тем более что он не раз размышлял над виденным, делал записи, в глубине души надеялся, что когда-нибудь получится книга. Ребята слушали его внимательно, не перебивая. Мишель только головой покачивал в наиболее удивлявших его местах.

— А в кино совсем по-другому, — с сомнением в голосе сказал он. — Каждый бродяга в джинсах ходит.

— И с отчаянием в сердце, — в тон ему добавил Андрей. — Эх, когда мы научимся видеть не столько этикетки, сколько суть? Когда научимся по-настоящему ценить то, что имеем? Вот ты, Ела, — неожиданно обратился он к о чем-то задумавшейся девушке. — Тебе работу трудно найти?

— Еще чего? — удивилась Ела. — На завод, где отец вкалывал, в любую минуту... Зовут!

Она вдруг вспомнила:

— Слушай, Андре, уже девять, твоя курочка, наверное, у двери топчется...

И в самом деле, Ваныч уже принимал у Приваловой плащик.

— Я сразу догадался, что вы об этой девушке предупреждали, — сказал он Андрею, — Очень они своеобразные...

Тоня не стала переодеваться, она пришла в том же строгом темном костюме и белой блузке, в которых была на работе. Андрей это отметил.

— Не надо расстраиваться, — спокойно сказала Тоня. — Я не умею меняться в зависимости от обстоятельств.

— Ну, что там, — бросил Андрей, — в конце концов, не в том дело...

В чем — он и сам бы сейчас не смог объяснить. А вот что Привалова пришла — это хорошо.

Они подошли к столику, и Андрей представил Привалову Мишелю и Еле. Ела скептически оглядела Тоню, высветив ее одним мгновенным цепким взглядом.

— Простите, — елейным голоском спросила она. — Вы секретаршей трудитесь?

— Угадала, — спокойно сказала Привалова. — Я действительно секретарь... комитета комсомола автозавода.