Александр Казанцев - Искатель. 1972. Выпуск №4

Звезды были так ярки, что казались совсем близкими. Особенно самая блистательная из них, Вечерняя Звезда (Тлау-ицколь-пентакаухтли). Она единственная из всех ночных светил даже ночью отбрасывает тени. Если долго глядеть на нее, можно рассмотреть не просто сверкающую искру драгоценного камня в головном уборе бога Ночи, но и крохотный горящий диск, его глаз. Порой он суживается, становясь изогнутым как лезвие ножа для резки сладких стеблей. Однако видеть это дано лишь зорким жрецам-звездочетам.

Главный из них Толтекоатль (Змея Людей) в известные только ему ночи поднимался на вершину ступенчатой пирамиды, возвышавшейся над городом Толлой. И оставался наедине со звездами, в расположении которых умел читать будущее, исходы войн, славу или позор вождей.

Великий Жрец носил искусно сделанную прическу, внушавшую ужас: его волосы, склеенные кровью жертв, были уложены в виде змеи, имя которой он носил. Его огромный крючковатый нос нависал над выпяченной верхней губой и непропорционально маленькой челюстью. Глаза с недобрым блеском были приподняты к вискам, а брови повторяли линию скошенного назад лба — след заботы о будущей красоте новорожденного, череп которого зажимался специальными дощечками.

Самый младший сын Гремучего Змея — Верховного Вождя Толлы — не удостоился подобных забот. Будучи седьмым (да еще от побочной жены, бывшей рабыни) ребенком, он не мог претендовать на наследование власти, и его череп оставили без изменений. К тому же его волосы не были черными, как подобает вождю, а светлыми. И потому, уже став юношей, Топельцин, сын Верховного Вождя, многим казался безобразным своим длинным лицом, высоким лбом, прямым носом и волосами цвета выгоревшей ткани.

Однако девушка Шочикетсаль (Мотылек) была иного мнения. Гремучий Змей (Мищкоатль) совсем не казался ей привлекательнее своего сына, хотя нос его и был горбат, волосы, роскошно украшенные яркими перьями, благородно черны, лоб великолепно скошен чуть ли не под прямым углом к линии носа, а нижняя челюсть безукоризненно мала.

Шочикетсаль, тайная дочь Верховного Жреца, с удлиненными темными огненными глазами, иссиня-черными блестящими волосами и в меру скошенным лбом, была красой своего племени.

В ту звездную ночь, когда ее отец «открывал будущее», глядя на звезды, Мотылек и Топельцин искали в тех же звездах свое счастье.

Для Топельцина не было в Толле девушки желаннее, чем Шочикетсаль. Молодые люди поклялись друг другу в нежной любви и не знали препятствий, мешающих их браку и вечному счастью.

Топельцин видел в Мотыльке воплощение женственности, восхищался ее царственной красотой, но в то же время угадывал под этой мягкостью свирепость ягуара, в любой момент способного на смертельный для жертвы прыжок. Но Мотыльку не нужны были жертвы. Они были нужны ее отцу. Особенно в эту ночь…

Змея Людей считался знатоком звезд и особенно одной — Провозвестницы людских бед, которую жрецы называли Сердцем Неба.

Эта звезда раз в семь лет из тусклой звездочки превращалась в ослепительное светило, не уступающее самой Вечерней Звезде — Тлау-ицколь-пентакаухтли. Ее светящийся диск, зловещий блеск которого знаменовал удар Сердца Неба, содрогал Землю, и не было тогда времени более горестного для людей.

Верховный Жрец, глядя на Сердце Неба, уже не раз предсказывал землетрясения, наводнения и голод. И всякий раз, когда его прорицания сбывались, еще больше укреплялась его власть над людьми.

И вот Сердце Неба снова грозно разгоралось. Приближались дни Великих жертв для смягчения гнева бога Небес.

Змея Людей, не ожидая рассвета, стал спускаться по высоким, достававшим ему до бедра ступеням, направляясь во дворец Верховного Вождя.

Гремучий Змей не обрадовался ночному визиту жреца, но был вынужден во всем парадном блеске выйти в освещенный факелами зал, устланный коврами из птичьих перьев. Он сел в желтое кресло, металл которого в отличие от камня никогда не тускнел, как и слава Гремучего Змея.

Об этом чудесном свойстве металла и сказал Змея Людей, льстиво приветствуя владыку.

— Однако не для того, чтобы сказать об этом, ты пришел сюда, жрец, забыв об отдыхе, необходимом твоему хилому телу.

— О владыка смертных, перед которым трепещут все варварские племена, грозящие Толле с севера и юга. Настал день Большого Пророчества. Ничтожный жрец прочитал по звездам будущее. Оно ужасно!

— Великие охотники не боятся шипения змей, — усмехнулся Верховный Вождь.

— Угроза исходит не от Змеи Людей, а от Сердца Неба. Близится его страшный удар, от которого содрогнется весь мир. Надо умилостивить богов.

— Чего же хочет ненасытный жрец, волосы которого окаменели от пропитанной крови? — вспылил владыка. — Опять войны?

— Только дальновидный вождь мог сразу угадать истину! Нужна война, и пусть загрохочут боевые барабаны. Гремучий Змей вернется с вереницей рабов, связанных одной веревкой.

— Старость и страх лишили жреца рассудка. Гремучий Змей не желает верить пустым гаданиям. Живя в мире, владыка смертных построил здесь город дворцов и храмов с улицами прямыми, как лучи солнца. И он не поведет на смерть своих воинов, чтобы разгневать умиротворенные племена и вызвать их ответный удар, от которого когда-нибудь падет великолепная Толла.

— Пусть не гневит богов мудрый, но безумный вождь! Скоро он сам будет молить жалкого жреца о заступничестве, когда несчастья, страшнее всех набегов, обрушатся на Толлу и подвластные ему земли. Не так ли было семь лет назад? Смиренный жрец оказался прав. Но тогда Гремучий Змей еще не был так заносчив и послушно приводил к священной пирамиде пленных, захваченных в боях.

— Вождь проливал кровь вооруженных людей в бою, а жрец взрезает грудь беззащитных рабов, которые могли бы трудиться для его же богов, воздвигать пирамиды или строить дороги для народа Толлы, очищать леса для новых посевов кукурузы.

— Пусть опомнится вождь!

— Гремучий Змей не пойдет войной на соседей. И не позволит никому, даже Великому Жрецу, подрывать основы государства, созданного трудом всей жизни владыки смертных.