Михаил Демиденко - За Великой стеной

— Присаживайтесь, господа! — последовало предложение на английском языке с легким японским прононсом. Но и без этого достаточно было взглянуть на человека, уютно усевшегося на циновке, чтобы по тому, как он сложил ноги, и по лицу, глазам, несколько навыкате, по очертанию рта безошибочно узнать японца. Лишь для новичков, приехавших в беспокойную Юго-Восточную Азию, все национальности на одно лицо.

Я сел. Боб, расправив усы, ни на кого не глядя, тоже сел, закинул ногу на ногу, вид его был воинственным и нагловатым. Конечно, Сом тоже явился сюда во всем блеске — соломенной шляпе, рубашке цвета хаки навыпуск, с узкими погончиками, в тщательно отутюженных шерстяных брюках и с неизменными темными очками на носу. Я его сразу узнал по описаниям Ке. Сом был пижон, телохранитель господина Фу, антиквара, преподавателя каллиграфии в Гонконгском китайском университете, торговца наркотиками, контрабандиста, в общем, дельца, которых тысячи от Цейлона до Филиппин и даже до Сан-Франциско и Гаити. Сила подобных пиявок, как господин Фу, в широкой, разветвленной сети деловых отношений. Конечно, миллионы китайцев, хотя бы в том же Сингапуре или Гонконге, влачат жалкое существование, немногим из эмигрантов удалось «выбиться в люди», и именно поэтому выбившиеся «в люди» необычайно живучи, цепки, изворотливы и безжалостны, хотя подобные понятия в их лексиконе отсутствуют. Кули, китаец с набережной чужого порта, двенадцать часов таскавший на спине корзины с рисом, вечером съедал в лучшем случае миску жидкой каши, приправленной вялыми овощами. Кули работал на земляка, главу клана, которого считал благодетелем, — господин предоставлял работу, пустил в ночлежку, дал ссуду, когда заболел ребенок (пусть под дикие проценты, но все же дал). К своему господину китаец обращается и в моменты взрыва национальной резни, часто возникающей то в одном, то в другом уголке Тихоокеанского бассейна, куда континент выплеснул миллионы ли, ванов, чжанов, фу.

Я знал, что главы кланов исподволь разжигали подобные расовые страсти. Это была своеобразная китайская круговая порука, имеющая многовековую традицию, возникшая в глубокой древности среди обездоленных крестьян Срединного государства, объединившихся когда-то против беспредельной власти помещиков и государственных чиновников. Китайские миллионеры наподобие сорняков душили местную национальную буржуазию, за что расплачиваться приходилось ежедневно миллионам простых ли, ванов, чжанов... За ними, как за Великой стеной, прятались ростовщики, перекупщики, банкиры, контрабандисты, чьи фамилии были тоже ли, ван, чжан.

Последнее время, после резни в Индонезии, «люди» начали перестраивать структуру кланов и, главное, менять методы «работы», американизировать тактику и организацию кланов. Тому примером было хотя бы то, что телохранителями господина Фу командовал Комацу-сан, или, как его называл Ке, Комацу-бака.

Комацу сидел на циновке, сняв, по древнему обычаю, обувь у порога, подложив под себя аккуратно ноги, большие пальцы на ногах были далеко отставлены, почти как на руке. Комацу точно собирался молиться духам предков или продиктовать лучшему другу «хоосе» [31] Xоосе — завещание, которое пишет самурай перед совершением харакири. .

— Здравствуйте, господин Кинг! — улыбнулся Комацу-бака. — Очень рад с вами познакомиться. Я, надеюсь, не ошибся, вы господин Кинг? — Он сделал легкий поклон в мою сторону.

Я не ответил.

— А вы кто такой? Тоже журналист?

— Что вам нужно? — зло спросил Боб. — Если пришли грабить, то ошиблись адресом. Как бы я сам тебя не ограбил...

— О, значит, вы тоже журналист, — сделал поклон в сторону Боба якудза [32] Якудза — гангстер (японск.) . Комацу. — Очень хорошо! Будем проводить пресс-конференцию. Только прошу вас не делать резких движений. Мои мальчики плохо обращаются с оружием и могут нажать с перепугу не на тот рычажок. И будет большая неприятность. И для вас, уважаемые господа, и для меня. Я отнюдь не хочу портить отношения с заморскими... друзьями.

— Кончай дергать за ногу, — не выдержал Боб. — Зря тратишь время. Если вы снимете с меня часы, вам на троих мало достанется. Смывайтесь, я сделаю вид, что вас не заметил. Убери!.. — Он привстал и оттолкнул ствол пистолета, который направил на него Длинный. — И будем считать, что мы незнакомы. Обещаю не сообщать о вашем визите в полицию. Горе-грабители! И это потомок богини Амотэрасу Омиками! Связались с подобной шушерой.

— Заткнись! — привстал Сом. Он не любил неуважительного к себе отношения.

Боб не обратил на его реплику внимания. Мой друг не терялся ни при каких обстоятельствах, моментально нащупывал главную нить. Подонки, разумеется, не тронут нас пальцем, пока им не даст команду главный. Ну а если он даст команду?.. Не имеет никакого значения, в какой момент гангстеры придут в ярость. На несколько минут раньше или позже... Если начнут бить, то ошалеют от запаха крови и возможности мучить безнаказанно.

— Мои мальчики не умеют подобающе вести себя в приличном обществе, — сказал Комацу. — Я приношу извинения.

Комацу закрыл глаза: лицо его было печальным. Ох эти самураи! Обожают мистику. Все у них идет по ритуалу. Даже когда варили китайцев живьем в котлах, они делали это с серьезным видом.

— Кио ку мицу! — произнес как молитву Комацу.

У меня по спине побежали мурашки... «Кио ку мицу» — гриф, его ставили во время прошлой войны на документах. «Совершенно секретно, при опасности сжечь»!

Комацу не забыл старого и ничему не научился новому. Он действовал по раз и навсегда заложенной в нем программе. Комацу... Бывший офицер божественного микадо. Возможно, военный преступник, сумевший избежать возмездия. Так или иначе, он не вернулся на родину, затерялся среди чужих островов, став слугой мадам Вонг.

А может, и не только мадам?

Может, он связной кемпейтай? [33] Японская контрразведка. Был же случай, когда на японскую уголовную полицию вышел бывший «сотрудник» мадам, но не дошел до явки — кто-то предупредил гангстеров о предателе. Возможен и такой вариант. Вполне возможен. Густой замес... И мне почему-то уже не хотелось разбираться, что на чем заварено.

Тетрадь

«...Это он! Я почувствовал его приближение, как птица приближение змеи. Богам было угодно, чтобы наши пути опять перекрестились...»

«...Если со мной что случится в ближайшие часы, это значит — он узнал меня. Будь проклят, отравитель! Пусть у него растут воловьи копыта, лицо обезобразит проказа; суставы распухнут от ревматизма, а черви источат его тело, как старую тутовницу!..»

«Кажется, пронесло! Он не узнал меня. Надо бежать. Я убегу подальше от моря, потому что море стало дорогой, на которой мы встречаемся. Я спрячусь в маленькой деревне. Мы убежим с Дин. Прежде всего я должен спрятать ее. И спрячу дневник, потому что, если со мной что случится, тетради будут жить среди людей и, может быть, найдут того, кто их прочтет. Дин уйдет с работы и поселится у старого Томаса. Он нам будет отцом...»