Игорь Сапожков - Перегон

Звериный вой опустить их с небес на землю. Они будтобы очнулись, но ещё долго не отпускали друг друга. Девушка, закрыв глаза лежала на спине, её ресницы легко подрагивали.

— Всё случилось очень неожиданно, — в голосе Ольги появилась боль и тоска, — в придвориловке я много думала об этом и поняла, что к этому шло давным давно, наверное с того дня как, Прия Сингх первый раз пришла ко мне в гости. В институте я обратила внимание, что держится она всегда одна, не особенно дружит со своими, а наши просто не обращали на неё внимание. Она носила сари умопомрачительных расцветок, её запястья и пальцы украшали десятки браслетов, кофейная кожа и чёрные густые волосы были разбавлены светло-зелёными глазами миндалевидной формы. У неё был тихий добрый характер, я часто видела её в библиотеке, даже на переменах или во время обеда, она не выпускала из рук учебники. Не смотря на это, её русский оставлял желать лучшего, хотя как я узнала позже, кроме нескольких индийских диалектов она прекрасно знала английский. Уже не помню при каких обстоятельствах, но я предложила ей свою помощь, она сразу согласилась. Запас слов у неё был довольно большой, а вот практика речи отсутствовала напрочь. Вначале мы занимались в пустых аудиториях, в актовом зале или просто за столиком в институтском буфете. Потом однажды я пригласила её в гости, она немного смутилась и спросила есть ли у нас горячая вода. Оказалось, что в общежитии для иностранцев, где она проживала, уже третью неделю шёл ремонт, а ходить в баню она стеснялась. Вобщем она стала приходить ко мне домой два раза в неделю, мы занимались русским, иногда просто болтали, я примеряла её наряды, она рассказывала мне о своих подругах, показывала разные упражнения из йоги. Вскоре её язык улучшился на столько, что занятия мы прекратили, а вот дружить продолжали. Теперь Прия стала у нас частым гостем, иной раз после занятий мы ходили к маме в поликлинику, там всегда находилась работа для первокурсниц мединститута. А иногда Прия приносила с собой мешочки со специями и готовила индийские блюда. По каким-то своим религиозным убеждениям она была вегетарианкой, поэтому готовила только овощи. Больше всего мне нравился её жасминовый рис.

Первый курс пролетел легко и незаметно, после летней сессии, она улетела домой в Дели. Я и не представляла, что буду так скучать по ней, и когда она появилась на занятиях первого сентября мы обе были по-настоящему счастливы. Прия привезла коробку с фотографиями своей многочисленной родни, потом она поочерёдно обо всех рассказывала. Раньше, когда разговор заходил о её родителях, она обычно отмалчивалась, а теперь вдруг рассказала, что её отец один из руководителей Левого демократического фронта Марксистской Партии Индии, хотя сама она политикой не интересуется, находит её скучной и сухой. А ещё она привезла мне в подарок небесно-голубое сари с узорами, вышитыми по краям золотыми нитями и кожаные сандалии усыпанные цветными камешками. Кроме того во время пересадки в Париже, она купила для моей мамы пузырёк духов «Версальский Бал».

Второй курс института был намного сложнее и насыщеннее первого. Буквально с первых недель нас завалили заданиями и лабораторными занятиями, но мы всё равно находили время встречаться, в основном ходили в кино, реже в театр. Именно во время одного из таких походов, мне случайно показалось, что молодого человека следующего за нами, я замечаю уже не первый раз. Я тогда ещё пошутила с Прией, что у нас кажется появился поклонник, она как-то странно отреагировала, похоже даже испугалась на миг, но тут же взяла себя в руки и перевела разговор. Потом я ещё не раз ловила на себе пристальные взгляды разных людей, но беспечно списывала всё на свою привлекательность. В конце второго курса, нам стала помогать моя мама. Она тогда была ведущим городским невропатологом и обладала громадными знаниями и опытом. В это время Прия жила у нас неделями, прямо из института мы шли домой и хватались за учебники.

Раз в месяц Прия разговаривала с родителями по телефону. Для этого она ездила в Москву, однажды я поехала с ней. Но с вокзала мы отправились не на центральный почтамт, а на какую-то квартиру, от которой у Прии были ключи. Квартира находилась в старом обшарпанном доме на Арбате, комнаты были тесно обставлены добротной мебелью, высокие окна закрывали тяжёлые гардины, шкафы были заполнены книгами и посудой, но тем не менее квартира казалась заброшенной и не жилой. Мы не раздеваясь прошли прямо на кухню, вскоре зазвонил телефон, девушка нервно схватила увесистую трубку допотопного аппарата. Прия провела тогда на телефоне наверное час, а то и больше. По её интонациям я чувствовала, когда она говорит с матерью, а когда с отцом. Закончив разговаривать она ещё долго сидела не отрывая глаз от невидимой точки на стене. Когда мы спустились в низ, у подъезда нас поджидали два человека в одинаковых пиджаках, галстуках и усах. Прия их сразу узнала, один остался стоять со мной на улице, со вторым Прия села в машину. Они там недолго поговорили и вскоре эти люди отвезли нас на вокзал. Они без всяких билетов завели нас в отдельное купе, а потом остались стоять на перроне, дожидаясь пока проводник не захлопнул дверь и поезд не тронулся с места.

Прия держалась до последней минуты, и только после того как за окнами замелькали пригородные платформы, сначала у неё на глазах заблестели слёзы, а потом она по-настоящему разрыдалась. Из её сбивчивого рассказа я поняла, что на её Родине происходят какие-то политические события и на её отца оказывается давление в принятии решения, которое расходится с его моральными принципами. Одним из аргументом этого давления является она, то есть её здесь держат, чуть ли не заложницей. Я как могла её успокаивала, хотя конечно толком не понимала сути проблемы. Вскоре она перестала плакать, а потом будто предчувствуя беду, корила себя в том, что втравила меня в свою историю. Позже, когда Прия совсем успокоилась, она стала меня учить молитве, сперва мне это казалось глупым, а затем мне и вправду стало легче. Уж не знаю каким образом, обитающий высоко в Гималаях Шива услышал нас, но нам обеим вдруг стало легко и свободно, мы радовались и смеялись, не представляя себе, что нас ждёт впереди.

После этой поездки, Прия немного отдалилась от меня, кроме того она стала пропускать занятия, днями не выходила из общежития. Я несколько раз приходила к ней, она ещё больше замкнулась в себе, похудела и стала похожа на испуганную, выпавшую из гнезда ласточку. Однажды её не было на занятиях две недели подряд. Я справлялась о ней у её земляков, но те только пожимали плечами и уходили от ответов. В деканате тоже ничего толком не ответили, а замдекана твёрдо посоветовал мне заниматься учёбой, а не политикой. Прошло ещё несколько дней, я не находила себе место и в конце концов решила всё выяснить до конца. В общежитии меня будтобы уже ждали. Не успела я войти в дверь, страдающая хронической ненавистью ко всему вокруг комендантша, ехидно улыбаясь вынесла мне пакет и сказала, что это от Прии.