Владимир Мазур - Граница у трапа

— Наше дело четкое — нашли, сдали. Не морочь себе голову.

Шли по сумеречному переходу под зданием морвокзала. Я решил признаться.

— Не хотел раньше говорить... Мнительным становлюсь, что ли... Один тип с «Амура» предлагал свои услуги. Я отказался. Что-то он мне не понравился.

— Кто предлагал?

— Механик Кучерявый.

— Знаю такого, — кивнул Никитин. — Мозгов у него — только для наблюдения за мотористами. Вечно «под мухой». Это он тебе на проходной кровушку пил?

— Он.

— Вот видишь. Подлизывается... Я его хорошо знаю. Труслив, в пьяном виде — хам. Нет, Юрка, золото возили пассажиры. Ты сам это только что доказал. Может быть, есть еще... Не знаю.

Опять мы с Никитиным работали на проходной — досматривали последних моряков с «Амура». Проверяли ввиду чрезвычайного происшествия. Досмотр проходил гладко — никто поперек слова не сказал, не чертыхался. Моряки «Амура» были подавлены исчезновением Суханова, открывали чемоданы и сумки без лишних слов.

— Привет, Юрчик! — поздоровалась со мной Наташа, входя в комнатушку. — Опять двадцать пять?

— Опять. А где Морозов? Да выключи ты его!

— В туалете портовом застрял. Живот схватило.

Наташа выключила стереомагнитолу.

— Не любите нас, моряков, — улыбнулась она Никитину. — Или чересчур любите — каждый рейс дважды встречаете — на судне и на проходной.

— Сумочку и паспорт, пожалуйста, — попросил Никитин.

— Володя, — шепнул я ему на ухо. — Может?

Никитин недовольно дернул плечом, и Наташа, поняв, что является яблоком раздора, примирительно сказала:

— Не стесняйтесь, ребята. Пожалуйста, смотрите!

Она открыла сумочку.

Никитин заглянул внутрь, спросил:

— Что на дне?

— Сугубо женское, — смутилась Наташа. — Интересуетесь?

— Приемник ваш?

— Мой.

— Включите!

— Только что просили выключить.

Наташа нажала клавишу воспроизведения.

Никитин послушал, потом попросил:

— Разрешите?

Он переключил тумблер, поймал «Маяк», послушал. Осмотрел заднюю стенку.

— Новенький. Был в ремонте?

— Да вроде нет.

Никитин вынул планку, скрывавшую батареи, осмотрел их. Потом поставил все на место.

— Извините за проверку. Сами понимаете...

— Понимаем. Ты заходишь к своей подопечной? — спросила меня Наташа, — Как она там?

— Нет. Зайду как-нибудь. Когда она бывает дома?

— Ты меня спрашиваешь? Тебе лучше знать. Ты на берегу, а не я. По-моему, эту неделю она должна работать днем. Так что заходи вечерком. Ее не застанешь, со мной чайку попьешь.

Она ушла, а Никитин вытаращил глаза.

— Хорунжий! Да ты ловелас! Сразу за двумя ухаживаешь?

— Отстань! — промычал я. — Нужны они мне!

С чего это Наташка взъелась? Глупая выходка. Тут я увидел Морозова, ковылявшего к проходной.

— А ты почему не с Наташей? Поссорились? — спросил я, принимая от него паспорт.

— Да нет. Шли, шли, тут меня и прихватило...

Морозов вымученно улыбался.

— Пришлось забежать в гальюн. Слышал, какое «чп» у нас на судне?

— Да.

— Вот несчастье! Как это произошло, не слышал?

— Вещи какие у вас? — вмешался в наш полусветский разговор Никитин.

— В этом рейсе ничего не брал. В портфеле бельишко и жвачка.

— Что такой взъерошенный? — спросил я, приглядываясь к его напряженному лицу. — Болен, что ли?

— Да я ж объясняю... Из гальюна не вылажу. Юра, прошу тебя, побыстрее!

— Зачем вам столько жвачки? — спросил Никитин, осматривая пакет. — По-моему, в прошлый раз вы везли столько же.

— Не себе! — заметно раздражаясь, ответил Морозов. — Ребятишкам соседским. Они и жуют, и обертки коллекционируют. Ребята, у меня живот...

На Морозова было жалко смотреть. Я б отпустил его, но Никитин не торопился. Он расковырял пакет, наугад вскрыл несколько пластинок, дотошно осмотрел портфель.

— Все в порядке, — вернул он вещи. — Вот теперь все в порядке.

— Ты б, Юра, полечился, — посочувствовал я. — Видик у тебя — на море и обратно.

Морозов выскочил из комнатушки и почти побежал по площади.

— Что-то мне в твоих знакомых не нравится, — сказал Никитин. — Морозов глаза в карман прячет, будто совесть нечиста. Что он за человек?

Вопрос был обескураживающий. В самом деле, что за человек Морозов?

Он остановил такси на одном из перекрестков.

— Я мигом, — сказал Наташе. — Звякнуть надо.

Войдя в телефонную будку, набрал номер Ильяшенко, загораживая диск от машины.

Долгое время слышались длинные гудки. Наконец Алевтина спросила:

— Кто?

— Я! — весело сказал Морозов. — Сам дома?

— Ю... Это ты? — испуганно переспросила Алевтина. — Его... Он... Нет и не скоро будет. Тут такое... Не приезжай к нам!

— Он ничего не передавал? — успел спросить Морозов прежде, чем на том конце повесили трубку.

Морозов долго стоял, мучительно соображал, что должен делать дальше, потом повесил трубку и вывалился из будки.

Свет на улице был пепельно-черный. Звуки доносились глухо, словно сквозь вату. Хотелось стать муравьем и заползти в трещинку на асфальте.

Вечером, после изнурительного дня, мы подводили итоги.

Тарасов восседал за своим широченным столом, где под стеклом лежал список оперативных смен, самые последние инструкции и распоряжения. За спиной Тарасова маленькой крепостью возвышалась башенка из четырех сейфов. Слева от Тарасова на стене — карта причалов, портативные радиостанции, переходящий вымпел.

— Предлагаю впредь делать «карусель», — сказал Никитин.

— Это как?

— Очень просто. Как самолеты бомбят? Один отбомбился, другой идет на цель. Так и мы. Один досмотрел, второй на его место. Он — на место товарища. У каждого будет по два объекта. Что один проморгает, то другой заметит. Работать, конечно, придется быстрее, чтобы уложиться в норматив. Зато отпадет необходимость в повторных досмотрах.

Тарасов записал предложение Никитина.

— Есть еще предложение, — поднял руку Кобец.

— Давай.

— Я насчет версий Хорунжего. Поскольку с монетами кончено, предлагаю взять с него слово, что больше он мучить нас не будет и что до конца текущего года женится. Жена его так прикрутит, что он на постороннее не станет отвлекаться.

Кое-кто рассмеялся, а Тарасов постучал карандашом по столу.

— Тихо! Шутки в сторону. Кобец, другого времени не нашел? У кого еще есть предложения в свете сегодняшних событий?

Звонок телефона отвлек Тарасова. Он снял трубку, выслушал, нашел меня взглядом.

— Хорунжий, тебя. Приятный взволнованный женский голос.

— О! — обрадовался Кобец. — По теме!

Под смешочки и одобрительные восклицания я подошел к телефону, сгорая от любопытства и в то же время злясь.

— Таможня. Инспектор Хорунжий.

— Официально как! — восхитился Кобец. — Нас не обманешь!