Виктор Смирнов - Приключения-1966

Базанов отозвался:

— А морские микроорганизмы должны быть еще более чуткими к тончайшим изменениям магнитного поля, гравитации, давления...

— Науке нужны бесспорные доказательства, — вмешался в беседу и я. — Каким чудесным органом могут эти мельчайшие организмы, состоящие всего из одной-единственной клетки, улавливать скрытые напряжения в земной коре?

— Вероятно, это как-то связано с химизмом воды. Он меняется, и они это чувствуют, соответственно реагируют. Если даже тут замешаны изменения гравитации или магнитного поля, то все равно их воздействие на живой организм должно происходить путем изменения химизма.

— Химизма... Это еще надо доказать.

— Конечно, все это пока лишь предположение, — согласился Михаил. — Работы предстоит много. Надо уточнить, за сколько времени и на каком именно расстоянии от эпицентра землетрясения начинают микроорганизмы погружаться в нижние слои воды. Это будет, пожалуй, довольно сложно сделать. Для проверки нужны землетрясения, а я ведь не могу, к сожалению, устраивать их по своему усмотрению.

Он еще и острить пытается!

— Командор, давайте опять нырнем, невмоготу, — взмолился я. — Совсем закачало. И не уснешь, и опять тошнить начинает.

— Пожалуй, он прав, Константин Игоревич, — поддержал меня Михаил. — Мне тоже что-то не по себе. Давайте опустимся хоть на пару часов.

Готов поклясться, что ему просто хочется взять еще одну пробу этих букашек!

— Ладно, — сказал Базанов. — Погрузимся еще разок.

И опять он почему-то мешкал, долго возился у пульта. Честное слово, он боится уходить под воду, наш железный командор. Но почему? Ведь все, кажется, в порядке?

Я решился:

— Что-то, я заметил, командор, вы каждый раз нервничаете, когда мы уходим на глубину. Почему? Или опять что-нибудь не в порядке?

— Нет. Машина в порядке.

— Значит, просто и у вас нервы начали сдавать?

Он смотрел на меня долго с какой-то грустью, потом сказал:

— Какой ты все-таки еще молодой!

— То есть?

Он долго молчал, потом, не поднимая головы, тихо сказал:

— Это только кажется, мальчики, будто мы с вами смотрим на мир одинаково... Тебе сколько лет?

— Двадцать шесть.

— А мне за сорок. На пятнадцать лет старше.

— Ну и что?

— А то, что пока ты был еще мальчишкой, я уже воевал. В сорок втором, подо Ржевом, разорвался снаряд... И меня завалило, засыпало в блиндаже. Отделался легко, но откопали меня только через три часа. Вот с этого и началось...

— Клаустрофобия? — тихо спросил Михаил, — Как ты считаешь?

Базанов кивнул.

— Да, так она называется по-латыни... красиво. Боязнь замкнутого пространства.

— Как же вы стали подводником?

— Стал. Поборол себя. И вы ничего никогда не замечали, верно? Но вот память об этих трех часах, оказывается, все-таки живет во мне. Черт ее знает где: в мышцах, в костях, в крови, в нервах?

Он замолчал, и мы молчали.

Я представил себе, что он должен был испытывать, когда заставлял себя погружаться в этой тесной жестянке... Да еще после того, что мы пережили.

Наверное, сразу начинаешь задыхаться, стальной потолок так и давит на плечи, А стены сдвигаются, сходятся, вот-вот раздавят...

— А вы очень храбрый человек, командор, — сказал я.

Он невесело усмехнулся:

— Храбрость, мальчики, это просто знание того, чего надо бояться, а чего не надо... Давайте ужинать.

Поужинали мы без особого аппетита. Сказывалось все-таки длительное пребывание в тесной кабине, без движения и без постоянного притока свежего воздуха.

После ужина я решил подняться наверх, чтобы немного проветрить голову.

Океан был мрачен, но чертовски красив. С востока одна за другой катились невысокие пологие волны — «накат». Они плавно и мерно раскачивали батискаф.

Ветра почти не было. Похоже, что облака опять не разгонит к утру. Если не удастся, наконец, наладить рацию и связаться с «Богатырем», придется, конечно, еще целый день болтаться в океане. Из-под воды нас вряд ли кто слышал.

Кто-то потянул меня за ногу. Мишка.

— Чего тебе?

— Дай и мне подышать.

Я неохотно начал спускаться, уступая ему место. Он поднялся наверх. Я хотел уже прикрыть за ним люк, чтобы не выстудило кабину...

Вдруг Михаил нагнулся в колодец рубки и радостно крикнул:

— Самолет!

— Где?!

Я торопливо поднялся к нему. Уместиться вдвоем в рубке было нелегко. Мы стояли в обнимку, тесно прижавшись друг к другу.

Да, откуда-то из облаков доносился глухой рокот мотора.

Самолет! Значит, нас услышали, ищут!

Его не было видно за облаками и, судя по затихающему звуку, он удалялся.

— Константин Игоревич, давайте ракетницу! — заорал я не в переговорную трубку, а прямо в шахту рубки. — Скорее, он уходит!

Базанов подал ее мне.

Зажав ракетницу обеими руками, я спустил курок, целясь вслед затихающему за облаками гулу мотора.

Вспышки ракеты я не увидел, ее скрыли нависшие облака. Тут же снова нажал курок...

Потом выпустил вторую ракету, третью, четвертую...

Базанов что-то крикнул мне снизу.

— Давайте еще ракеты, командор! — закричал я.

— Больше нет. Я же кричал тебе, чтобы поберег, — глухо донеслось снизу.

— Забавно! — пробормотал Михаил.

Я прислушался, вертя во все стороны головой и сняв шапку.

Было совсем тихо. Только мерно плескались набегавшие волны.

Самолет улетел, не заметив сигналов. А ракет больше нет, и рация не работает.

Вздохнув, я уже начал спускаться по лесенке, в душе кляня себя последними словами за такую промашку

— Он возвращается! — схватил меня за плечо Михаил. — Слышишь?

Да, это слабый рокот мотора. Теперь он приближается!

Но что толку? Ведь он не увидит нас из-за облаков.

Если бы еще одну ракету!

И тут самолет вдруг вынырнул из облаков — совсем не там, куда мы смотрели, ошибочно ориентируясь по звуку.

Он мчался к нам совсем низко, почти касаясь воды. Значит, летчик видел ракеты.

Мы спасены!

Вечером в кают-компании «Богатыря» по настоянию начальника экспедиции кандидат биологических наук Михаил Андреевич Агеев сделал краткое предварительное сообщение о наблюдениях над поведением некоторых микроорганизмов планктона и о своей гипотезе по этому поводу.

Он был в черном костюме, тщательно побрился и даже причесал непокорные вихры. Но поскольку докладчик то и дело ерошил волосы, прическа его скоро приняла обычный вид.

Михаил уже заканчивал свое сообщение, когда в кают-компанию вошел дежурный акустик. Пробравшись к начальнику экспедиции, он молча протянул ему какую-то бумажку.

«Дед» свирепо глянул на него, громко засопел, но сдержался и полез за очками. Прочитав то, что было написано на бумажке, он вдруг громко, на всю кают-компанию, крякнул и посмотрел на докладчика.