Евгений Войскунский - Искатель. 1975. Выпуск №1

— Ты, Стеша, погоди реветь. Расскажи толком, что случилось.

— Ох, прости, Федор!

— Чего это ты поглупела вдруг? — попытался приободрить гостью егерь.

— Погоди ты чуток, — вступилась Мария. — Дай ей дух перевести. На, брусничной водички, полегчает!

У окна показалась голова взмыленной лошади, вязкая пена прикипела к ее губам. Лошадь скосила глаза в комнату, открыв белые новолунья белков.

— Ты Ласку-то повыводи, Маша!

— Сама я… — Полночная гостья утерла глаза концами платка.

— Нет уж, Стеша, о деле давай. Коли лошадь чуть не загнала, так уж не тяни.

— Простите… Сил не стало…

— Опять… Ну простил, простил. Давай дальше.

— Не знаю, что со мной стряслось.

— Сам-то где? Я ведь со светом к вам собрался.

— Семен пропал, — и Стеша опять заплакала.

Мария, уже накинувшая шубейку и платок, остановилась у двери, потом вернулась.

— С чего это? — И степенно взяла из рук Стеши кружку.

— Скоро неделя как срок ему возвратиться, а нет его.

— Э-э, — протянула Мария. — Мне тогда уж пора свои косы повытаскать. Мой и по три недели пропадал.

— Не бывало такого с Семеном, сами знаете, — Степанида упрямо стукнула кулачком по коленке. — Часу меня ждать не заставлял. Раньше уговора случалось ему приходить.

— Точно, — подтвердил Зимогоров. — Про то я знаю. Семен Васильевич, что сохатый, по тайге ходит. Да и дел у него нет таких особых, чтоб пропасть на неделю. Семен Васильевич точно по хронометру живет. Характер такой. Шалить в округе давно перестали. Я про панты говорю. А если бы и поймал кого, то скорее бы вернулся. Чего ему с таким человеком в тайге обретаться?

— И я про то же! — живо воскликнула Стеша.

— Так я к лошади. А ты, Федор, чай поставь. Мясо кинь на сковородку.

— Ладно, ладно, — проговорил егерь, пожалуй, не слыша слов жены. Он был захвачен происшествием. — Куда пошел Семен?

— Кроки его участка я привезла. Он для меня рисовал.

— Чего же молчишь? — нахмурился Зимогоров.

— Может, ничего и не случилось? — немного странным, заискивающим тоном спросила Степанида. Измучившись ожиданием и одиночеством дома, жена инспектора примчалась сломя голову в семью егеря, закадычного друга Семена, словно к знакомому доктору, чтоб скорее развеять сомнения, которые с мышиным упорством грызли ее душу. Теперь искренняя заинтересованность Федора заставила ее иначе посмотреть на задержку мужа. До этого момента она перебирала в уме множество различных трагических случаев, равновероятно могущих произойти в тайге. Но день ото дня, час от часу представление о возможной беде становилось все настырнее, беспокойство росло. Настойчивее представлялось ей, что произошло непоправимое. Она как-то остановилась перед зеркалом и словно увидела себя во вдовьем наряде. Тогда Стеша не смогла больше оставаться одна. Едва остановила она себя, чтобы не позвонить в район, не поднять тревогу…

— Может, все-таки ничего не случилось? А? — повторила Стеша. — Как ты думаешь? У моего страха глаза с небо, а надежд — с овчинку.

Федор промолчал и не поднял глаз в ответ на вопрошающий взгляд жены друга. Он вроде бы даже плечами пожал, разглядывая план.

— Там, Федор Фаддеевич, все отмечено: число выхода, маршрут, где и когда он быть должен.

— Ага, нашел…

Разобравшись в переплетении линий, начерченных разноцветными карандашами, Зимогоров смог теперь проследить весь путь, намеченный Семеном Васильевичем. Но главное тут состояло в другом. Не в характере инспектора было вот так, с бухты-барахты опоздать с возвращением. Сама по себе задержка могла свидетельствовать о происшествии из ряда вон. Необыкновенен оказался и последний маршрут инспектора.

Не первый раз и не единожды за несколько лет плечом к плечу с Семеном Васильевичем изучал егерь подробную карту охотничьих угодий. Она намного превышала площадь егерского участка. Впрочем, как и карта Семена Васильевича охватывала район куда значительней, чем границы его официального инспектирования.

— Что же делать-то будем, Федор? — напомнила о себе Степанида Кондратьевна.

— Идти надо.

— Я с вами.

— Не сердись, только обуза мне ни к чему.

— Это я-то обуза? Да я все маршруты как свои пять пальцев знаю.

— На плане… И не спорь, — ревниво оборвал Федор. — Не допускаю я, что стряслось с Семеном Васильевичем нехорошее. Или ты не веришь мне? Не веришь, что я потроха из себя вытрясу, а найду Семена Васильевича и все узнаю?

— Верю.

— Тогда не путайся у меня под ногами. Тайга не класс. Не командуй. Не командуй.

Федор действительно не верил, будто опытный таежник Шухов поступил опрометчиво и попался на какую-либо уловку пришлых браконьеров. Коли с местными столкнулся, те не станут греха на душу брать: покорно пойдут за инспектором, чтоб штрафом отделаться. А вот пришлые, те люди жестокие. Не по характеру, не по склонности, не потому, что скора на расправу рука. Они рассчитывают уйти. Не здесь их дом! Не знают они, как долго тайга хранит следы пришельцев. Не все улики смывают дожди да разбрасывает ветер. Да и ведет себя чужак в глубинке неосторожно, неосмотрительно. Кажется ему, будто затеряется его пребывание в бескрайнем просторе дикой природы. Получается же как раз наоборот.

Выслушав резкий отказ Зимогорова, Степанида поджала губы и некоторое время сидела точно окаменев, а потом разрыдалась:

— Все равно пойду! Одна пойду! Пойду!..

— Куда ты пойдешь? — вздохнул Федор.

— За тобой.

В дом вошла Мария и сердито сказала:

— Чего бабу дразнишь? Не веришь, будто стряслось что с Семеном Васильевичем, так объясни, почему?

При виде женских слез Федор Фаддеевич терял душевное равновесие. Они, слезы эти, вызывали в нем досаду и раздражение до зуда в спине. Поежившись, словно от холода, егерь проговорил досадливо:

— Что объяснять? Что? Вот ведь по карте ей показывал: обойти эти отметины двух недель не хватит, не то что одной! Что же тут еще объяснять? А я в тайгу по своим делам пойду.

Мария обняла Стешу за плечи, склонилась к ней:

— Ты уж прости моего… Не приучен к слезам. Не видывал их в доме.

— Пусть посмотрит! Может, сердце его лохматое шевельнется, — бормотала Стеша сквозь рыдания, уткнувшись в концы шали. — Друг его, верно, погиб, а он сидит лясы точит.

При одной мысли, что он все-таки столкнется с убийством, а подле будет жена Семена Васильевича, лоб егеря покрылся испариной. Это было свыше его сил. Ведь Степанида непременно сочтет свое горе больше его беды. Обернувшись к Степаниде, Федор отрезал:

— Не возьму! И не проси!

— Чует мое сердце, погиб Семен! — сквозь плач выговаривала Степанида. — А ты чурбан!

— Это уж ни к чему… — нахмурился Федор, совсем не сердясь. — Помощи в тайге от тебя никакой, а мороки — воз.