Дуглас Престон - Остров

— Что-то слышал.

— Он прочитал отрывок из «Откровений Иоанна Богослова». И это очень подействовало на рыбаков. Разве ты не слышал, что он принес в церковь проклятый камень?

Хэтч нахмурился.

— Нет.

— Он сказал, что сокровища оцениваются в два миллиарда. И что ты солгал, когда сказал ему, что оно стоит гораздо меньше. Ты действительно солгал ему, Малин?

— Я… — Хэтч замолчал, сам не зная, на кого злится больше: на Клея или на себя. — Да, пожалуй, я начал оправдываться, когда он припер меня к стенке во время праздника. Я и в самом деле занизил стоимость сокровищ. Мне не хотелось давать ему лишней информации.

— Ну, теперь он все знает. Улов в этом году заметно сократился, и он убедил рыбаков, что это вызвано работами на острове. Наконец ему удалось разделить людей на два лагеря. Он сумел найти повод, который искал в течение двадцати лет.

— Клэр, улов падает каждый год. В последние пятьдесят лет рыбу и омаров ловили без ограничений — и вот результат.

— Ты это знаешь, и я знаю. Но теперь у них появилась возможность свалить на кого-то вину. Малин, они планируют организовать протест.

Хэтч посмотрел на нее.

— Я не знаю подробностей. Но никогда прежде мне не доводилось видеть Вуди таким энергичным, во всяком случае с тех пор, как мы поженились. Он собрал рыбаков и ловцов омаров, и они планируют нечто серьезное.

— Ты могла бы узнать побольше? Клэр замолчала, опустив глаза.

— Я и так много тебе рассказала, — проговорила она со вздохом. — Не заставляй меня шпионить за мужем.

— Извини, — ответил Хэтч. — Я ничего подобного не имел в виду. Ты же знаешь, что такое мне никогда не пришло бы в голову.

Неожиданно Клэр спрятала лицо в ладонях.

— Ты не пони… не понимаешь! — воскликнула она. — О, Малин, если бы я только могла…

Ее плечи поникли, и она разрыдалась. Хэтч мягко привлек ее к себе.

— Прости, — пробормотала она. — Я веду себя как ребенок.

— Шшш, — шепнул он, поглаживая ее плечи.

Постепенно ее рыдания стали стихать; Малин почувствовал свежий яблочный запах волос Клэр, ощутил сквозь рубашку влажное дыхание. Его губы коснулись гладкой кожи ее щеки, и она пролепетала что-то невнятное, горячая слеза скатилась с ресниц и коснулась его губ. Он слизнул ее языком. Когда Клэр повернулась к нему, он откинул голову назад, и их губы встретились. Он нежно поцеловал ее, ощутив пьянящую мягкость ее губ. И снова осторожно поцеловал Клэр, а потом уже увереннее. В следующее мгновение ее губы раскрылись, поцелуй стал страстным, руки Хэтча погрузились в ее волосы. Шум прибоя, теплый воздух, легкий ветерок — все исчезло. Мир вдруг стал ограничен лишь их телами. Сердце Малина отчаянно забилось, когда его язык проник в ее рот, и она прижалась к нему еще сильнее. Руки Клэр вцепились в его плечи. Он вдруг вспомнил, что в юности они никогда не целовались с такой страстью. Или просто не умели? Малин с жадностью приник к ней, одной рукой продолжая гладить ее чудесные волосы, а другой скользнув к талии и вниз, к дрогнувшим коленям. С ее губ слетел стон, ноги раздвинулись. Он ощутил тонкую полоску пота на внутренней поверхности бедра. Запах яблок смешался с мускусным ароматом.

Неожиданно она отпрянула в сторону.

— Нет, Малин, — хрипло сказала она, поднимаясь на ноги и расправляя платье.

— Клэр… — начал он, протягивая к ней руку, но она уже отвернулась.

Он смотрел, как она быстро зашагала по тропе и вскоре исчезла за густым кустарником. Сердце Хэтча продолжало отчаянно колотиться, странная смесь страсти, чувства вины и адреналина закипела в крови. В Стормхейвене не потерпели бы любовной интрижки с женой священника. Он только что совершил один из самых глупых поступков в своей жизни. Это была ошибка, потеря рассудка — и все же, когда он поднялся на ноги и медленно зашагал в другую сторону, в его воображении вдруг вспыхнули образы — он ясно представил себе, что произошло бы, если бы Клэр не вырвалась из его объятий.

Ранним утром следующего дня Хэтч по короткой тропинке направился в базовый лагерь. Он вошел в кабинет Сент-Джона и с удивлением обнаружил, что историк уже на месте. Отодвинув старую пишущую машинку, тот разложил перед собой с полдюжины книг.

— Не ждал вас так рано, — признался Хэтч. — Я хотел оставить вам записку с просьбой зайти ко мне.

Англичанин откинулся на спинку кресла и потер пухлыми пальцами глаза.

— Я и сам хотел с вами поговорить. Мне удалось сделать интересное открытие.

— Мне тоже.

Хэтч молча вытащил стопку пожелтевших бумаг, которые лежали в прозрачных папках. Освободив место на письменном столе, Сент-Джон разложил перед собой папки. Постепенно усталость на его лице сменилась интересом. Он взял один из желтых листов рукописи и посмотрел на Хэтча.

— Где вы это раздобыли? — спросил историк.

— Они были спрятаны в старом шкафу на чердаке моего дома. Здесь описаны поиски сокровищ, которыми занимался мой дед. В ряде случаев я узнал почерк. Как вы знаете, сокровища стали для него настоящей манией, и в результате он разорился. Мой отец сжег большую часть архива после смерти деда, но эти записи он просто не нашел.

Взгляд Сент-Джона вернулся к бумагам.

— Поразительно, — пробормотал он. — Некоторые из этих данных ускользнули от внимания наших коллег, работавших в архиве в Севилье.

— Мой испанский далек от совершенства, поэтому я не сумел перевести все. Но вот что меня заинтересовало.

Хэтч показал на папку с надписью «Archivos de la Ciudad de Cadiz». Внутри находилась темная расплывчатая фотография подлинной рукописи.

— Давайте посмотрим, — начал Сент-Джон. — «Архивы суда Кадиса с тысяча шестьсот шестьдесят первого по тысяча семисотый годы». Хм-м-м. «Во время правления Святого римского императора Каролуса Второго, — иными словами Карла Второго, — нам ужасно досаждали пираты. Только в тысяча шестьсот девяностом году Королевский серебряный флот…» — впрочем, тогда перевозилось и золото…

— Продолжайте.

— «…Был захвачен и разграблен невежественным пиратом Эдвардом Окхемом, что обошлось короне в девяносто миллионов реалов. Он стал для нас настоящим проклятием, бедствием, посланным самим дьяволом. Наконец, после долгих сомнений, наш Тайный совет позволил нам получить в свое распоряжение меч святого Михаила, наше величайшее, тайное и ужасное сокровище. In nomine patre, [79] Во имя Отца (лат.). пусть Господь дарует нашим душам прощение за это деяние».

Сент-Джон отложил папку и нахмурился.

— Что это может означать: «наше величайшее, тайное и ужасное сокровище»?

— Не знаю. Возможно, они полагали, что меч обладает магическими свойствами. И что он напугает Окхема. Что-то вроде испанского Экскалибура.