Вероника Кузнецова - Наследство Камола Эската

Глухонемая оказалась той самой женщиной, которую заставило побледнеть моё появление. Кивнув хозяину, она жестом позвала меня с собой и через маленькую боковую дверцу, на которую я раньше не обратила внимания, вывела из зала. Я бы предпочла задержаться и послушать, о чём будут говорить оставшиеся, потому что дело касалось моего будущего и, возможно, самой моей жизни, но Кира и мысли не допускала о подобном святотатстве и, заметив, что я замедлила шаг, поторопила меня. Мы прошли по широкому длинному коридору до странной и страшноватой на первый взгляд винтовой лестницы, довольно круто поднимавшейся по внутренней поверхности словно бы огромной каменной трубы. Кира легко и уверенно стала подниматься по ней, я же следовала за ней с опасением, что ступени обвалятся под нашей тяжестью. Иногда я смотрела через перила вниз, и каменная площадка у основания лестницы казалась мне стремительно уменьшающейся. Не хотелось бы мне упасть с такой высоты.

Лестница перешла в узкий коридор с дверями, число которых в том сумбурном состоянии, в каком я находилась, показалось мне неисчислимым. Кира отворила одну из них и ввела меня в небольшую комнату, обставленную, как скромная гостиная. За ней оказалась крошечная спальня, большую часть которой занимала кровать под красным бархатным пологом. Мне с первого же взгляда не понравился его цвет, а вид навеял мысли о смерти и пышном катафалке. Огромное зеркало, отражающее пронзительный цвет полога, внушило мне чувство суеверного страха, а маленький столик перед ним и стул с высокой спинкой казались принадлежностями для ритуала гадания.

Женщина молча принесла воду и ночную рубашку, по-моему, мальчишескую, но с таким затейливым узором и красивыми кружевами, что ею вполне могла бы гордиться даже дочь хозяина бакалейной лавки, признанного богача. Снять с себя грязное платье, вымыться и облачиться в воздушное одеяние из тонкой, а главное, чистой ткани, было бы хорошо дома, но сейчас я была удручена своим новым непонятным положением в полуразрушенном замке, напугана неведомым будущим и вдобавок сильно утомлена долгой дорогой и обилием впечатлений. Всё казалось ненастоящим, неприятным, враждебным. Даже тёплое молоко с булкой, которые подала Кира, показалось мне отвратительным. Глухонемая покачала головой, забрала поднос с почти не тронутой едой и ушла, заперев за собой дверь. К счастью, она оставила мне свечу, иначе я бы сошла с ума от страха. Даже сейчас, при её неровном свете я не забывала поглядывать в зеркало, которое могло отразить какое-нибудь злобное существо, и иногда выглядывала за полог, чтобы определить, не скрылся ли там какой-нибудь из моих тайных врагов. Впрочем, усталость взяла своё, и вскоре я забылась тревожным сном.

Утром меня разбудила вчерашняя женщина. Она с навязчивым вниманием заглянула мне в лицо и сразу же отвела глаза, став ещё печальнее, чем прежде. Мне даже показалось, что украдкой она смахнула набежавшую слезу. Помня суровые наставления господина Рамона, я не решилась бы задавать вопросы, если бы Кира и обладала способностью слышать и говорить, а она, как нарочно, была немой. Всё, и дорога через леса и болота, и полуразрушенный замок, и оргия в пышных покоях, и глухонемая служанка, и, особенно, непонятная реакция людей при моём появлении, способствовало тому, чтобы совершенно запутать и запугать меня. В довершение всего Кира подала мне одежду, которая прекрасно смотрелась бы на мальчике моего роста, но никак не на девочке. Я знаками попыталась объяснить странной женщине, что я не хочу надевать всё это, а прошу вернуть мне моё платье, но она, или не понимая меня или не желая принимать во внимание мои протесты, продолжала протягивать мне мальчишескую одежду. Видя, что всё бесполезно, я не без помощи Киры надела темно-серые брюки, белую рубашку с пышными кружевами и короткую куртку с серебряными пуговицами. Башмаки с пряжками оказались слишком велики для меня, но мои собственные туфли уже бесследно исчезли.

Кира внимательно осмотрела мой наряд, поправила воротник, отстранила меня от себя, чтобы приглядеться ещё раз и вдруг беззвучно зарыдала, закрыв лицо руками. Я растерялась и испугалась. Можно было подумать, что меня вместо жертвенного тельца ведут на заклание, и она оплакивает мою скорую кончину. Мне и самой захотелось плакать, но я была слишком ошеломлена произошедшей в моей судьбе быстрой переменой, чтобы у меня хватило на это сил, да и жизнь у злой тётки научила меня сдержанности.

Кира кое-как успокоилась и, стараясь не глядеть мне в лицо, поставила меня посреди комнаты, а сама достала ножницы. У меня сердце обливалось кровью, когда прекрасные тёмные локоны, моя гордость и единственное достояние, падали к моим ногам, а я ничего не могла поделать, потому что находилась целиком во власти обитателей этого замка и вынуждена была безмолвно подчиняться их странным капризам. Несомненно, этой женщине был дан приказ превратить меня в мальчика, и она, возможно, такая же пленница, как и я, должна была его выполнить.

Подравняв мои волосы и отряхнув одежду, Кире пришлось осмотреть проделанную работу, и вновь она не смогла удержаться от слёз, будто её давило безысходное горе. Справившись со своими чувствами, она отвела меня в гостиную, куда сейчас же принесла завтрак. Я так проголодалась, что не замечала вкуса еды, но временами кусок застревал у меня в горле, когда глухонемая принималась в невообразимой печали на меня глядеть. Уж лучше бы она ушла и дала мне возможность без помех утолить голод и подкрепить силы, которые могли мне в самом скором времени понадобиться. Хотя, если бы она покинула меня, неизвестно, какие мысли будоражили бы моё сознание. Всё-таки её присутствие немного отвлекало и успокаивало меня.

Примерно через час Кира дала мне понять, что мы должны идти. Сидя с ней в полном безмолвии в чужой комнате, я так устала от собственных мыслей и предположений, в которых реальные опасности переплетались со сказочными, что сначала даже обрадовалась возможности прервать их бестолковую толчею, но сейчас же и огорчилась, потому что меня ожидала неизвестность, способная оказаться пострашнее вымышленных несчастий. Но от моей воли ничего не зависело, и я покорно вышла вслед за Кирой в коридор. Ждать нам пришлось недолго, и вскоре послышались уверенные шаги. Я с мучительным чувством смотрела в конец коридора. Кто бы ни появился, ему нужна я, причём наряженная в эту странную одежду, с мальчишеской причёской.

Как я и предполагала, это был господин Рамон.

— Доброе утро, Кай, — приветствовал он меня, внимательно разглядывая мой новый облик. — Тебе понравились твои комнаты?